Сегодня на ней были коротюсенькие джинсовые шорты едва до середины попки, розовый топ, открывающий животик с крошечным золотым скорпионом в пупке, какой-то невообразимый пуховый жакет, состоящий из одних рукавов, беленькие носочки и беленькие кроссовки на толстенной подошве. Блестящие чёрные волосы частью торчали во все стороны перьями, частью были завиты в тоненькие восточные косички. Она улыбалась.
— Привет! — сказал я, внезапно ощутил, что под халатом у меня ничего нет, и отступил в сторону. — Входи.
Входить она не торопилась. Без смущения, явно напоказ заглянула в вырез халата (я спешно сложил руки на груди), после чего хихикнула и чмокнула меня в щёку.
— Привет-привет, Пашенька. Купался?
— Нет, кружевные салфетки вязал, — сообщил я. — Аж вспотел от усердия. А ты чего в таком виде разгуливаешь? С маньяками давно не встречалась?
— Ну почему же давно? Только на днях пару джигитов в больницу спровадила.
Я вспомнил шумную историю с двумя гастарбайтерами, которых якобы оскопила банда женщин-скинхедов, и усмехнулся:
— Так эта уличная кастрация — твоя работа? Ну, поздравляю.
— Её, её, — протявкал Жерар. — Нашли, с кем связаться, бараны. Легко ещё отделались. Салют, девочка!
— Салют, пушистик! Не обижает тебя этот блюститель нравственности?
Жерар махнул лапкой.
— Да как сказать…
— Говори как есть, блохастый, — велел я.
— У нас равный счёт, — признался он.
— С чем пожаловала, юная мстительница? — спросил я, ведя Зарину под локоток на кухню.
— Просто в гости, — с обезоруживающей улыбкой ответила она. — И посмотри, как удачно! Не каждый день увидишь мужчину своих мечтаний в таком миленьком виде.
Она игриво подмигнула, а затем ущипнула меня пониже спины, вогнав-таки в краску.
«Вот паршивка!» — подумал я, велел Жерару включать чайник, а сам помчался одеваться.
Напоив Зарину чаем с земляничным вареньем, мы приступили к расспросам уже всерьёз. Не настолько я наивен, чтоб думать, что она и впрямь пришла только для того, чтоб хватать меня за задницу. Девочка ещё немного пошутила, постреляла глазками, посверкала зубками, повыпячивала грудку, но видя, что я бесстрастен, призналась:
— Старикан велел передать, чтоб вы посидели денёк-другой дома. Того дядьку, который спёр документы из архива… Вы ведь понимаете, о каких документах речь?
Мы слаженно кивнули.
— Так вот, его сегодня ночью убили. Очень нехорошо убили, после пыток. А сами документы уничтожили. Кто — неизвестно.
— С нашим клиентом Сул об этом разговаривал? — спросил Жерар.
— Да. Клиент божился, что не при делах. Только почему-то сразу после разговора с Сулейманом метнулся на аэродром и улетел.
— Куда?
— Без понятия.
— Чертежи забрал?
— Ага. Шеф в гневе. Собрался лететь вдогонку и поспрашивать по-настоящему. Уже, наверное, умчался. Так что присматривать за вами сейчас некому. В принципе, старикан намекнул, что не будет возражать, если эти несколько дней у вас поживу я.
— Отлично! — тявкнул Жерар. — Я за.
— Зато я против.
— Почему? — огорчилась Зарина. — Разве я тебе не нравлюсь?
— Нравишься, — признался я. — Именно поэтому.
— Странная логика. А может, ты голубенький, Пашенька?
— Нет, Зариночка, не голубенький. Просто с малолетками не связываюсь.
— Надо ещё разобраться, кто тут малолетка, — проговорила она с иронией, но глаза у неё потемнели. — Ну да ладно, дело хозяйское. Только учти, рано или поздно мне надоест хранить целомудрие для тебя, и я ударюсь в распутство. Хочешь стать причиной моего морального падения?
Ещё мгновение, и эта чертовка добилась бы своего. Я уже готов был сдаться — и будь что будет!.. Но в этот момент загудел телефон. Звонила щучка.
Зарина услышала в трубке женский голос, одарила меня презрительным взглядом, и ушла. Не прощаясь.