— Я тронут, Виктория Петровна, вашим признанием, но вы же знаете, что в этих вопросах я никогда не руководствуюсь личными симпатиями или антипатиями. Вопрос, увы, решенный. Я еще раз повторяю, что готов помочь вам с будущим трудоустройством, если у вас возникнут сложности.
— Спасибо! — Вика поднялась, в ее глазах блеснули злые огоньки. — Я сама сумею решить этот вопрос. Мне только жаль вас, ибо другого такого человека, как я, подыскать вам будет трудно!
— Я в этом не сомневаюсь, — согласился Басов.
— Могу я не отрабатывать двух месяцев?
— Конечно. Если у вас есть какая-то работа на примете, куда вас примут завтра, то я готов отпустить вас.
— Спасибо за вашу доброту, — язвительно проговорила Вика. — Вы приняли разумное решение! Прощайте, Илья Евгеньевич, надеюсь, что мы больше никогда не увидимся.
Басов ничего не ответил. Оскорбленная Вика пулей вылетела из кабинета, хлопнув дверью. «Вот уж кому-то достанется стервоза! — вздохнул Басов. — Не приведи Господь!»
Он набрал телефон отдела кадров и дал его начальнику нагоняй за то, что он не исполняет своих прямых обязанностей. Приказ был подписан вчера днем, а некоторые сотрудники до сих пор не оповещены.
— Я всех оповестил, Илья Евгеньевич, кроме Корецкой, — стал оправдываться начальник отдела кадров, который, как опять же донесли доброжелатели, попивал тайком горькую, причем делал это в конце дня уже на работе. — Вчера во второй половине дня ее в институте не оказалось, а сейчас мне сообщили, что она находится у вас…
— Я ее уже известил, если она захочет уйти сразу, то ей не надо отрабатывать два месяца. Вы меня поняли? — спросил Басов.
— Так точно, Илья Евгеньевич! Будет сделано! — отрапортовал бывший подполковник.
Басов решил на десять минут заехать к племяннику, чтобы потом отправиться все же на обед к Анне Петровне. Она холодный свекольник сделала с овощами да зразы на пару. По части кулинарных талантов Аннушка даже превосходила его покойную жену. Сергей и тот оценил эти достоинства. И стол сервировала так, что подниматься из-за него не хотелось.
Сергей был снова не на шутку встревожен и мерил шагами комнату. Едва Илья Евгеньевич вошел, он протянул ему «Московский комсомолец», где писали об инсульте Кромина. Статейка шла под интригующим заголовком «В России опасно быть вице-премьером». И хотя там не сообщалось, что инсульт был вызван искусственно, но племянник почему-то был уверен, что сработал опять его аппарат.
— С чего ты взял, что это твой «фантом»?! — рассердился Илья Евгеньевич. — Тогда давай составляй списки инсультников и всех заноси в свои жертвы! Этим молодцам только и нужно, чтобы захватить внимание читателей да похлеще преподнести заурядную информацию, и ты первый у них на крючке!
— Я чувствую… — ответил Сергей. — Видно же, что идет большая игра, кому-то неудобен был Шелиш, а теперь его единомышленник Кромин и кто-то старается вывести в вице-премьеры своего протеже. Это же видно! Просто сейчас они действовали более тонко и осторожно. Я должен повидаться со следователем Турецким и рассказать ему все. В случае с Шелишем он, видимо, догадался, а случай с Кроминым обойдет, хотя здесь надо искать их личного врага. Причем я чувствую: он где-то совсем рядом с ними, чуть ли не их друг, я чувствую, дядя!.. — Басов-младший с мольбой посмотрел на дядю.
Илья Евгеньевич нахмурился, вытащил из «дипломата» бутылку вина, которую вез к Анне Петровне, попросил Сергея открыть ее, набрал номер телефона.
— Аннушка, я с полчасика задержусь. Непредвиденные обстоятельства… Нет-нет, я обязательно буду, только попозже… Хорошо, целую тебя!..
Басов положил трубку. Сергей разлил киндзмараули по бокалам. Они выпили.
— Это не московский разлив, — удивился Сергей.
— Мой грузинский коллега с оказией прислал несколько бутылочек, — сообщил Илья Евгеньевич. — Не могут у нас для всех делать хорошие вещи.
Он помолчал, как бы обдумывая слова племянника. Ему нетрудно было понять чувства Валериана Володина, переживавшего за то, что его изобретение служит злым силам. Истории науки известна судьба Оппенгеймера, Нильса Бора, Андрея Сахарова, переживавших за то, что человечество, едва укротив атом, занялось не строительством электростанций, а атомными бомбами. Творец, безусловно, несет ответственность за свое открытие, но только в том случае, если он сам разрешил, позволил его использовать во зло. А этак и первого изобретателя топора можно обвинить в убийстве всех тех, кто лишился жизни на плахе. Так считал Илья Евгеньевич. Валериан же был натурой более тонкой, более чувствительной. Поэтому он и не пытался связать свою судьбу с женщиной. Уделять ей много времени он не сможет, но переносить ее страдания, ссоры для него окажется тяжкой мукой. И что тогда? Разрыв? Новые муки? А если дети? Он, прошедший тоску детского дома, переживший страдания по материнскому теплу и ласковому слову, жену из-за детей не бросит, а значит, будет терпеть и мучиться. Для творчества — это не самая лучшая оболочка. Страдания хороши изначально, как почва. А творчество начинается тогда, когда есть внутренний, пусть относительный, но покой.