Сомнения, терзавшие коменданта, произнеси он их вслух, звучали бы так: «Не сглазил ли кто-то мою тюрьму? На моих людей обрушивается одно несчастье за другим. Может быть, скоро настанет и мой черед попасть в лапы разбойников или загнуться от холеры? Нет, без сглаза здесь явно не обошлось. Надо принять меры».
В этот самый момент ему доложили, что какая-то женщина желает видеть его по неотложному делу.
Комендант снял наусники (которые всегда надевал на ночь, чтобы усы оставались прямыми и ровными), нацепил на лысую голову парик и вышел к нежданной посетительнице, от которой узнал ужасные и действительно важные новости.
Панталоне справедливо считался одним из богатейших купцов города. Его похищение — безусловно, веский довод оповестить Совет Десяти. О чем комендант немедленно и распорядился, попросив Коломбину подождать в его кабинете. А пока посыльный несся из Пьомби во Дворец Дожей[34], решил самолично навестить сиятельного узника, о котором шла речь в пиратском послании. И лишь тогда обратил внимание на отсутствие Пульчинеллы.
— А эта камера разве не для двоих предназначена? — вежливо осведомился комендант у сопровождавшего его тюремщика.
— Так точно, ваш-сиясь! — выпалил тот. — Но второй заключенный, неаполитанский воришка Пульчинелла, временно помещен в лазарет. Холера с ним приключилась.
«И он тоже!», — с ужасом подумал комендант и суеверно потрогал железный ключ, чтобы отвести несчастье.
Тюремщик заготовил такой ответ давным-давно. Потому что хорошо понимал: стоит только начальнику тюрьмы заслышать про холеру, как он немедленно выкинет из головы само существование Пульчинеллы.
И действительно, комендант как раз думал: «Довольно с меня этого Пульчинеллы. От одного его имени у меня озноб начинается. Подцепил холеру? Вот и хорошо, пусть убирается на тот свет как можно скорее».
Сын халифа, проснувшись и обнаружив присутствие высокого гостя, немедленно встал с лежанки, три раза поклонился и произнес:
— Прошу прощения за то, что не могу оказать прием, достойный вашего превосходительства. Дома мне достаточно было хлопнуть в ладоши, чтобы явились двадцать прекраснейших баядерок, готовых украшать пением и танцами все время вашего визита. Здесь же на хлопок моих ладоней смогут явиться только мыши. Не знаю, доставит ли удовольствие их вид вашему превосходительству…
Комендант поспешил заверить, что приглашать мышей нет необходимости, так как он с детства питает к ним особое отвращение. Мустафа в ответ горячо вступился за этих зверушек, которых за время пребывания в Пьомби он успел искренне полюбить. Коменданту не сразу удалось вклиниться в его горячую речь для того, чтобы попросить следовать за собой в Совет Десяти, где должно состояться важное совещание.
Мустафа охотно согласился.
Потом терпеливо дождался, когда тюремщик раскует его кандалы, быстро причесался, ополоснул ноги и, наконец, провозгласил:
— Я готов!
Десять членов Высшего совета Венеции[35] молча восседали в огромной зале, скудно освещенной единственной свечой. Перед ними стояла Коломбина.
— Кто вы? — повернулся председатель совета к вновь вошедшему.
— Мохаммед Мустафа Али Паша Моссул Мосал бен Юсуф…
Прошло добрых пять минут, прежде чем сын халифа закончил перечислять все свои родовые имена, вплоть до самого Магомета, к которому возводил свой славный род. Тщетно комендант пытался прервать его два или три раза, говоря с улыбкой, что уважаемые члены Совета уже уяснили, кто перед ними. Мустафа не выказывал никакого возмущения тем, что его прервали, а потом спокойно продолжал свое перечисление. Кое-кто из членов Совета успел даже вздремнуть (ничего удивительного, если принять во внимание время, в которое был созван Совет). Когда же, наконец, «удостоверение личности» узника было оглашено по всей форме, председатель Совета Десяти изложил суть дела: пират Али Бадалук предлагает обменять заложников — почтенного Панталоне дей Бизоньози на светлейшего Мохамеда Мустафу Али Пашу Мосула и т. д. и т. д.
— Как вы сказали? — немедленно вмешался царевич. — Итэдэ Итэдэ? Я никогда не носил такого имени. Прошу ваше высокопревосходительство быть внимательнее.
И бедному высокопревосходительству пришлось от начала до конца повторить всю скороговорку имен. Члены же Совета возымели возможность еще раз вздремнуть.
34
Путь недалек: эти здания расположены рядом, по разные стороны одного канала, и соединены между собой Мостом Вздохов.
35
Система власти в Венецианской республике отличалась большой сложностью и продуманностью. Совет Десяти был своего рода постоянно действующим президиумом Высшего совета и вместе с дожем осуществлял исполнительную власть в Республике.