Он быстро встал, вышел на бровку ложбины. Кони были недалеко. Они не паслись, а стояли, настороженно вглядываясь то влево, то вправо, нетерпеливо перебирая ногами, стараясь освободиться от крепких пут.
Кенже вгляделся вдаль и на краю горизонта увидел длинную шеренгу всадников, скачущих прямо на него. Оглянулся — и с другой стороны увидел такую же шеренгу. Еще не поняв, что происходит, он стал ловить коней, освободил их от пут и, ведя за собой, с криком побежал к ложбине.
— Вставайте! Вставайте! Джунгары, джунгары идут на нас! — кричал он.
— …Нам не уйти от них. Они уже близко и взяли нас в кольцо, — сказал Лаубай. — Всем четырем надо мчаться след в след и пробить брешь в строю. По крайней мере двое из нас смогут проскочить.
— Нет, невозможно уйти от такой погони, — опустил руки Кенже. Все четверо уже были на конях и готовы к бою. — Надо живыми дойти до Тайлака. Иначе нельзя. Иначе батыры никогда не сойдутся. Нам нужно остаться живыми.
Придерживая коней, они топтались на месте. Хайдар дважды выскакивал из ложбины и дважды возвращался. Кольцо джунгар сжималось.
Когда джунгарам оставалось всего лишь полверсты до ложбины, четверо жигитов спокойно вышли навстречу им. Впереди ехал Егорка. Он пересел на коня Кенже, накинул дорогую абу Лаубая, заменил свою саблю на саблю Хайдара, ножны которой были инкрустированы дорогими камнями, и теперь выглядел не простым воином, а господином над тремя остальными жигитами. Ехали они мирно, не вынимая сабель. Со стороны можно было подумать, что их нисколько не волнует то, что они оказались в кольце джунгар.
Когда джунгары на взмыленных конях были уже совсем близко и, казалось, вот-вот снесут всех четырех жигитов с коней, Егорка поднял правую руку вверх и крикнул:
— Кто вы такие и где ваш сотник?! Разве вы не верные слуги великого Галдана Церена?
Услышав имя своего повелителя, джунгары придержали коней.
— Кто ты? — прохрипел самый грузный и самый свирепый на вид. По кольчуге, по широкому поясу, с которого свисали кожаные мешочки не то с деньгами, не то с порохом или с резной дробью, по дорогой сабле и длинному мултуку, да еще по маленькой, тяжелой булаве с железными шипами, а самое главное — по шапке из шкуры красной лисицы, втиснутой в шлем, было видно, что он глава всей этой сотни.
— Я русский гонец. Еду из Астрахани в Тобольск по Сауранской дороге. А это мои проводники — башкирец с Едиля и казахи, состоящие на службе у его величества императрицы… Перед кем я стою?
— Мы дети солнцеликого Цевена Рабдана, — прохрипел сотник.
— О, я знаю непобедимого Цевена Рабдана — славного отца великого хунтайджи Галдана Церена и принца Шона-Доба. Наша императрица наслышана об их победах над казахскими ханами. — Егорка об этом говорил так торжественно, что у Кенжебатыра невольно зачесались руки. Он готов был остановить Егорку, но увидев, как напружинилось тело и побледнело лицо Лаубая, сдержал себя. «Не предательство ли все это?» — мелькнуло у него в голове.
Но выхода не было. Они стояли в плотном кольце джунгар, готовых поднять их в небо на остриях пик при малейшей оплошности. Сотник прошелся долгим холодным взглядом по лицу каждого.
— Бесподобно был мудр и щедр великий Цевен Рабдан. Он всегда был в дружбе с нашим батюшкой царем Петром, — продолжал Егорка.
Не дослушав его, сотник исподлобья взглянул на своих телохранителей, и те внезапно навалились на жигитов и обезоружили их. Связали руки, ноги вместе со стременем притянули к телу коня.
По приказу сотника, джунгары с гиканьем погнали их впереди себя.
Четыре коня с привязанными к седлу жигитами мчались во весь опор — джунгары подгоняли их уколами пик. Кони то сбивались в кучу, то старались скакать врозь.
— Поверили кафиру. Сами себя отдали в руки джунгар, — скрежетал зубами Лаубай.
— Пока мы живы и еще на своих конях скачем, а там видно будет. Может, нас к красивым джунгаркам везут… — старался развеселить товарищей Хайдар.
— Как-никак самого Шона-Доба увидим, а там, что бог пошлет. Но знайте, если что — я сложу свою голову раньше вас, — словно оправдывался Егорка.
— А ты что молчишь, Кенже? — крикнул Лаубай.
— Спокойствие и выдержка! — твердо прозвучал голос Кенжебатыра. — Разве, идя на битву, вы не знали, что смерть всегда ходит рядом?
— Но умирать со связанными руками… — сказал Лаубай.
— Не грусти, развяжут, — начал было Хайдар, но тут его хлестнули плеткой по спине. То был приказ молчать.
Кажется, верст тридцать уже прошли. Кони устали. Солнце поднялось высоко. Онемели руки, от непрерывной езды ломило спину, отекли ноги, крепко схваченные и притянутые ремнями к туловищу коня. Но вот пленников загнали в узкое ущелье. Справа и слева были лишь плоские, гладкие, черные, заглянцованные солнцем и ветром скалы.