— Ага… Умереть, — вдруг ухватился за это слово Рик. — А пристрелить собралась меня! — Он попытался погрозить ей пальцем, но рука не слушалась.
— Я больше не хотела спать с мужем.
— Нашла бы другого. Меня, например. — Рик громко икнул.
Рамона размахнулась и ударила его щеке.
— Больно, — сказал он и положил голову на руки.
— В моей жизни был и есть только один мужчина. Мой муж. Ясно? — Рамона почувствовала жар во всем теле, такой же, какой охватывал ее от близости с Гаем.
Внезапно все вокруг переменилось. Рамоне показалось, что она снова стала девочкой, которая только-только входит в пору трепетной юности и пребывает в ожидании любви.
— Я, кажется, поняла, — прошептала она. — Я точно поняла. — Рамона уставилась в крышку стола, не обращая внимания на Рика, который уже уткнулся лицом в руки и спал на столе. — Я знаю, что мне делать.
— Рик, Рик, проснись, — теребила его Рамона. — Да проснись же, черт тебя побери! Сколько бутылок было в контейнере?
— А?
— Где твои бумаги?
— Там… карман… осмотри. Оставь меня в покое… — Он отключился.
Хозяин помог Рамоне дотащить Рика до номера на втором этаже и положить на кровать. Она сняла с него ботинки, отворачивая нос — аромат не в ее вкусе. От Гая всегда пахло свежестью. Впрочем, ей никогда не приходилось снимать с него ботинки.
Рамона нашла бумаги в кармане куртки Рика, она вчитывалась в них, призывая на помощь всю свою интуицию, желая понять, что же на самом деле кроется за невинными строчками и цифрами компьютерной распечатки. Рамона всматривалась в образцы этикеток — в бумагах Рика было два варианта. Стало быть, она везла в своей машине две партии бутылок текилы. Теперь понятно — Рику было предписано остановить грузовик там, где он это и сделал. На его карте Рамона нашла пункт на дороге, отмеченный красным кружком.
Так чем же заполнят те бутылки, которые выгрузили по дороге? Конечно же поддельной текилой. На них будут этикетки с буквой «Г», начальной буквой имени ее мужа перед фамилией Гарнье. А другая этикетка имеет одно-единственное отличие — перед «Гарнье» стоит буква «Э». Под ней будет продаваться качественная текила.
Какая основательная подготовка, какой изощренный план! — поразилась Рамона. Его составил человек, который не брезгует подлогом, который хорошо знает, что такое блеф.
Лоб Рамоны покрылся испариной, но не от страха или от возмущения, а от внезапного душевного подъема. От радости. От облегчения. Еще недавно она думала, что ничего не значит, ничего не может, ничего не хочет в этой жизни. А теперь она разгадала дьявольский план Элен Гарнье. Она может разрушить его. Она хочет спасти своего мужа.
Подумать только, что могло бы произойти, если бы на ее месте оказался любой другой водитель? Что могло бы произойти, если бы она продолжала вести себя как женщина, исполняющая все указания мужчин? — с некоторой надменностью подумала Рамона. Тем более что эту игру затеяла женщина. Для мужчин. Которых, по ее мнению, можно легко провести…
Скандал в прессе. Уход с рынка хозяина подделки. Пристальное внимание к текиле с «чистым» именем. Элен на коне!
Рамона, разложив все по полочкам, внезапно почувствовала какую-то неудовлетворенность. Как будто она чего-то не додумала. Она представила Элен, толстую и надменную, в невообразимых накидках и в пончо. Ее насмешливый взгляд. Таким взглядом Элен смотрела на нее с самого начала, с первого знакомства, когда Рамона и Гай приехали в Париж.
— Вы похожи на двух желторотых воробьев, детки, — смеялась она.
— А ты похожа на ворону, которая каркает, — парировал Гай, отмахиваясь от сестры.
Рамоне показалось тогда, что они впали в детство и сейчас вцепятся друг другу в волосы. Но они сцепились языками и не собирались отрываться, одаривая друг друга колкостями, пока не вмешался Поль, дядя Гая.
— Перестаньте, детки, вы испугаете Рамону.
— Она не из пугливых! — Гай засмеялся. — Она внучка мачо!
— Женщины мачо — домашние курицы. Они несут яйца, но не золотые, — процедила сквозь зубы Элен.
— Не обращай внимания, — попросил Поль. — Она злится, что не опередила Гая, не вышла замуж раньше, чем он женился. Она привыкла быть первой всегда и во всем — она ведь старше Гая.
— Поль, тебя это не касается, — заявила Элен и больше не произнесла ни слова до самого конца семейного обеда.
— Прошу прощения за сестру, — извинился Гай, когда они вышли в сад.
— Она злая, твоя сестра.