Накануне кончины, приобщившись святых тайн, за-снула и, проснувшись, подзывает сестру и говорит ей: "Варя, сейчас видела Ивана. Такой веселый и хорошенький. Приходил звать меня: "Пойдем со мною, Лиза, мне там так хорошо, как здесь и понять не можете". Этот сон и за него, и даже и вообще для всех верующих утешителен, а особенно для Натальи Дмитриевны, для которой они оба были так близки.
Переехали ли вы, наконец, на новую квартиру? Обнимаю вас.
Е.П. Оболенский - Н.С. Кашкину1
23 июля 1860 года
Новое у нас следующее: вчера приехали к нам Нарышкины, Пушкин и вслед за ними Наталья Дмитриевна Пущина. Нарышкин живет у нас, Пущина и Пушкин у Петра Николаевича.
Е.П. Оболенский - М.М. Нарышкину
16 мая 1861 года
Я написал Павлу Сергеевичу и просил его помощи - для размежевания в нашем имении, - я бы помог ему в этом деле в Коростине, а он бы сделал то же в нашем имении. Но не знаю, дозволит ли ему здоровье исполнить эту просьбу - мне кажется, что труд ему не по силам, если он не поправил своего здоровья в течение зимы.
П.С. Пушкин - Н.Д. Фонвизиной
9 июня 1862 года, Коростино
Спасибо тебе за письмецо твое от 19 мая, мой сердечный друг Наталья Дмитриевна, и за исполнение моей просьбы, отдачу процентных денег брату Михайле. Этим ты избавила меня от хлопот получать их в Алексине, что без сестры, которая была в отлучке, было бы затруднительно для меня.
Недоволен я только тем, что ты не хвалишься, друг мой, своим здоровьем, или, лучше сказать, жалуешься на свои глаза. Да подаст тебе милосердный Господь со всеми другими милостями и в этом надежную помощь Сам или через благословение естественных, созданных им на пользу человека средств. Советую делать побольше движения на вольном воздухе и проч.
От Беляева Александра не так давно получил письмо. Он почти совсем устроил все по новому положению, которое и владельцу доставляет почти тот же доход, и крестьяне устроились выгодным для них образом. Доверитель его Нарышкин так был им доволен, видно, за его долговременное управление, что подарил ему 30 тысяч серебром, т. е. обеспечил будущность его семейства. Видимо, ему благословление Божие за его постоянную восторженную благодарность к Богу за все.
П.С. Пушкин - М.М. Нарышкину
12 июня 1862 года
Спасибо тебе за твою грамотку, любезный друг мой Михайла Михайлович. Очень бы хотелось и мне с вами повидаться, - но не знаю, как здоровье дозволит. Ушиб мой долго не давал мне даже ложиться без болезни на том и другом боку.
Прочее же здоровье, хотя против прежнего и поправилось, но все ещё не совсем. Ездить в экипаже ещё никуда не пробовал.
Не виделись ли вы с Евгением? Он, кажется, в начале июня собирался в сестрину деревню, и я все поджидал его. Видно, проехал прямо, не завернув в Тулу. Вероятно, вас не объедет.
Затем прости на этот раз, любезный друг. До желанного свидания. Христос с тобою. Обнимаю тебя крепко и у добрейшей Елизаветы Петровны целую ручку и остаюсь любящий тебя старый друг
Павел Б. - Пушкин.
И.И. Горбачевский - Д.И. Завалишину
Июнь 1862 года
Бобрищев-Пушкин наш меряет землю для крестьян и помещиков, сам своими руками сделал себе планшет, деревенский кузнец сделал ему алидад с двумя отверстиями и волоском, совершенно верный и пригодный для межевания; помещики и крестьяне ему платят за десятину 15 коп. серебром и дали ему отмерить более 15 тысяч десятин. Оболенский все это сам видел, как он и пишет ко мне.
Анна Васильевна Розен - Елизавете Петровне Нарышкиной
22 марта 1865 года
Как невыразимо горестно было получить весть о кончине лучших христианских друзей наших, не в силах передать мое слабое перо.
С получением почты так тяжело и грустно - нет писем от лучших друзей. С Евгением Петровичем1 мы были в постоянной переписке. Павел Сергеевич по болезни редко стал писать. Сестра Марья Сергеевна мне писала от него последнее письмо к нам 1 августа.
Конечно, это себялюбие оплакивать такие христианские души. Они после страданий и борений земных наслаждаются высшим блаженством у престола Вышняго, и своими молитвами не забывают и нас, оставшихся в юдоли плача.
"Павел Сергеевич ушел от нас"
В последние годы Павел Сергеевич часто уезжал из Коростина в Москву или в подмосковное Марьино в гости к Н.Д. Фонвизиной. Для Николая, остававшегося на попечении сестры Марьи Сергеевны и брата Петра, вместе придумывали какой-то предлог - больной не любил отъездов Павла. И Маше с Петром было грустно в его отсутствие, но они понимали: он устал за целую жизнь нянчить беспокойного Николая. Знали - эти выезды, иногда на 2-3 месяца, - самая большая его радость и праздник общения с лучшим, ближайшим другом Натальей Дмитриевной, отдых от все больше одолевавших его болезней.
Им всегда казалось, что возвращается он поздоровевшим и помолодевшим, хотя и чуть грустным.
...Его физическое тело, кажется, самым натуральным образом отделилось от него. Он видел свою полную и все же статную фигуру - она неторопливо двигалась: вы-шла из коляски, рука поправила прическу. Затем руки его стали пожимать руки братьев, лицо приблизилось к сестре для поцелуя, губы двигались и улыбались, произнося какие-то ласковые приветственные слова.
А сердце, душа - все духовное существо его было в Марьине у Фонвизиной, губы сохраняли ощущение мягкости её маленькой пухлой ручки, на лбу ещё горел прощальный её поцелуй.
"Да, я там, там", - убеждал он себя.
- Готова твоя комната, Павлуша, - вдруг донесся до него ласковый голос сестры.
- Да, да, - рассеянно произнес он. - Так прикажи сразу туда саквояж мой занесть.
- Отнесли уж, - удивилась Маша. - Идем обедать...
Нам не дано многого узнать о П.С. Бобрищеве-Пушкине. Почти неизвестны детство, отрочество, юность. Лишь сообщенное самим Павлом Сергеевичем на следствии (далеко не полное и не подробное), знаем о службе во 2-й армии и участии в деятельности тайного Южного общества. Не более как пунктиром обозначены 30 лет его жизни в Сибири - на каторге и на поселении, и точно так же последнее девятилетие на родине. Только письма его к друзьям приоткрывают несколько внутреннюю и событийную завесу. И то немного. Письма его - этакие эпистолярные айсберги: в них скрыто много более, чем рассказано. Может быть, будущее доберется до глубин.
И только уход его - такой же многострадальный, как вся его жизнь, суждено узнать нам в подробности. Скольким людям облегчил Павел Сергеевич горестный уход из мира землян - не счесть. Только в декабрист-ском своем семействе он скрашивал последние дни и часы А.П. Барятинского и С.Г. Краснокутского, Ф.Б. Вольфа и И.И. Пущина, близкого ему сибиряка Д.И. Францева.