— По-другому… — Ван-хан повертел головой. — У нас нет времени долго раздумывать. Будь по-твоему. Теперь давай распределимся, кто где встанет, и займем всяк свое место.
— В лощине, я думаю, надо встать тебе, хан-отец. Там вон встанет анда Джамуха, а я в другой стороне.
Ван-хан задумчиво почесал за ухом, нехотя согласился с Тэмуджином.
Вечером в его походном шатре Джамуха спросил у Нилха-Сангуна:
— Ты почему не был с нами?
— У меня другие дела… А что?
Джамуха огляделся — не подслушивает ли кто? — понизил голос:
— Вы встали в лощину по подсказке анды. На ваших воинов падет главный удар Коксу-Сабрака. Потом вы будете убегать, выманивая его на наши копья.
Сколько же воинов твоего отца падет под мечами найманов? — Заметив, что их тихий разговор привлекает внимание нойонов, Джамуха громко сказал:
— Я больше всего люблю охотиться на хуланов. Сейчас самое время… — И шепотом:
— Ты молчи о том, что слышал от меня.
Но молчать, как и рассчитывал Джамуха, Нилха-Сангун не стал. Он о чем-то тихо поговорил с прыщеватым нойоном Арин-тайчжи и своим дядей Джагамбу, сел рядом с отцом.
В юрту вошел Тэмуджин. Его сопровождал молодой кривоногий воин в куяке и шлеме из воловьей кожи.
— Нойон дозорной сотни Мухали. — Тэмуджин легонько подтолкнул воина в спину. — Говори.
— Завтра найманы будут тут. Они остановились на ночевку недалеко от этой лощины.
Погладив нагрудный крест, Ван-хан поднес руку к губам.
— Помоги нам бог! Много ли найманов ведет Коксу-Сабрак?
— На глаз — не меньше, чем у нас. К утру мы узнаем точное число.
— Как? Посчитаешь? — недоверчиво спросил Нилха-Сангун.
— Мы захватим двух-трех человек и все узнаем.
Мухали сказал это так, будто собирался привести людей из соседней юрты, а не из вражеского стана. И все-таки никто не воспринял его слова как пустое бахвальство. Молодой сотник держал себя так, что не поверить ему было невозможно. И откуда Тэмуджин берет таких людей? Мухали скорее всего не родовит, и ростом не вышел, и статью не удался, а вот приметил же его анда.
— Ну, иди, Мухали, — сказал Тэмуджин. — Я буду ждать твоего возвращения.
Неторопливо поправив шлем и подтолкнув под пояс полы халата, Мухали вышел из шатра.
Нилха-Сангун что-то начал говорить на ухо отцу. Лицо Ван-хана потемнело. Тэмуджин направился было к хану, но Джамуха остановил его:
— Из какого племени Мухали?
— Из джалаиров.
— Его отец был нойоном?
— Нет, он был нукером у Бури-Бухэ.
Нилха-Сангун все еще разговаривал с отцом. Пусть все выскажет.
— Анда Тэмуджин, может быть, ты мне подаришь этого сотника?
— А ты, анда Джамуха, подаришь мне тысячу воинов?
— Шутишь все, анда Тэмуджин…
— Не шучу. Мухали стоит тысячи воинов.
— Я когда-то просил подарить Чаурхан-Субэдэя. Ты мне тоже отказал.
Или и сын кузнеца стоит тысячи воинов?
— Стоит, Джамуха…
— Ты ценишь своих нукеров, но не нашу старую дружбу. Ради этой дружбы я оставил неотомщенной кровь моего брата Тайчара. Ради дружбы поднял воинов и пошел к вам. А ты со мной и говорить не хочешь.
— Сломанная кость, анда Джамуха, долго срастается и часто болит.
— Тэмуджин! — окликнул его Ван-хан. — Надо еще раз подумать о завтрашнем сражении.
— Но мы все обдумали, хан-отец. — Тэмуджин сел рядом с ханом. — Воины стоят на своих местах.
— Может быть, нам передвинуть…
— Кого? Куда? — Короткие брови Тэмуджина удивленно приподнялись.
— Ты закроешь лощину, а я стану на твое место. Или Джамуха…
— Ничего не понимаю, хан-отец! Зачем? Почему?
— Хотя бы потому, что и ты, и Джамуха помоложе меня. Бегство, даже и обманное, не приличествует моим сединам.
— Об этом надо было думать раньше…
— Ты один за всех думал! — бросил Нилха-Сангун.
— А-а, это ты сбиваешь с толку хана-отца…
— Не правда разве, что все решаешь за всех нас? Чужими руками хочешь побить врага…
— Нилха-Сангун… — Тэмуджин помедлил. — Нилха-Сангун, ты забыл, что найманы ваши враги. Я здесь только для того, чтобы помочь.
— Кому? — въедливо спросил Нилха-Сангун.
— Я с тобой не хочу разговаривать! Хан-отец, если ты хочешь разгромить Коксу-Сабрака, делай, как мы договорились. Передвигать людей поздно, и нет в этом смысла. Надо, чтобы Коксу-Сабрак увидел перед собой тебя. Иначе он все поймет.
Ван-хан был в нерешительности.
— Может быть, это и верно. Но с другой стороны… Не знаю, Тэмуджин.
— Зато он все знает. Будет стоять в безопасном месте и посматривать… — проворчал Нилха-Сангун.
Обозленный Тэмуджин поднялся.
— Вступая в сражение, никто не может заранее предсказать, где будет безопасное место, — сумрачно сказал он. — Кто ищет безопасности, тому надо брать в руки не меч, а бич пастуха.
— Перестаньте спорить! Пусть все останется как задумали.
Тэмуджин вышел из шатра.
— Много умничает, — сказал Нилха-Сангун.
— Замолчишь ты когда-нибудь или нет? — набросился на него хан. Всегда впутываешься не в свое дело. Жужжишь на ухо о своих выдумках.
— Я ничего не выдумываю, отец! Ты же сам слышал, как он сказал, что найманы ему не враги.
Джамуха не упускал ни слова из этой перепалки. Он был доволен: все шло как надо.
Сражение началось по замыслу Тэмуджина. Но Ван-хан, терзаемый сомнениями, не исполнил того, что ему предназначалось. Он не пытался сдержать Коксу-Сабрака, бросился бежать после короткой схватки. Поспешное бегство навело Коксу-Сабрака на подозрение. Он не кинулся за Ван-ханом, не вышел из лощины, и ловушка, подстроенная Тэмуджином, оказалась пустой.
Пришлось вести невыгодное наступление на лощину. Сражение, вялое, без особого урона для той и другой стороны, продолжалось целый день. Вечером войска оттянулись на свои места, расположились на отдых. Небо было завалено облаками, падали редкие снежинки. Джамуха сидел в своей маленькой походной палатке перед огнем, жевал сушеное прогорклое мясо, запивая его кипятком из котла. К нему подходили нукеры, спрашивали то об одном, то о другом, но он раздраженно махал рукой. Они мешали думать. Кажется, выпал случай, когда можно расправиться с Тэмуджином, даже не вынимая из ножен меч. Если он правильно рассудил, все получится хорошо. Должно получиться.
Поужинав, велел позвать сына агтачи Тобухая, молодого воина Хунана.
Когда тот согнулся в поклоне, спросил, хитро усмехаясь:
— Ты, кажется, хотел жениться?
— Я просил в жены рабыню-татарку. Но ты не дал. — Хунан, хмурясь, отвел взгляд в сторону.
— Не дал? И верно, не дал! Но, может быть, и дам. А пока слушай и запоминай. Ты — найманский воин. Перебежал сюда…
Хунан смотрел на огонь, кивал головой, но, кажется, не очень-то вникал в его слова.
— Подыми голову! — приказал Джамуха. — На меня смотри! Исполнишь все как следует, получишь в жены татарку.
— Правда? — Хунан недоверчиво глянул на него. — Я сделаю все, что прикажешь! Но зачем тебе это?
— Меньше будешь знать, дольше проживешь… Запоминай, что я говорю.
Если ты напутаешь и скажешь что-то не так, не увидишь не только татарки, но и завтрашнего рассвета.
Под охраной двух нукеров он доставил Хунана в шатер Ван-хана. Хан и его сын молились перед сном. Кроме них, в шатре никого не было. Джамуха сказал испуганным голосом:
— Нам грозит большая беда, хан-отец! Этот человек прибежал от Коксу-Сабрака. Ты только послушай, что он говорит!
Пугливо озираясь, Хунан повалился перед ханом на колени.
— Охраняю я шатер Коксу-Сабрака… Вижу воина…
— Ты не заметил, какой он из себя? — спросил Джамуха.
— Молодой. Небольшого роста. Ноги кривые…
— Не Мухали его имя? — допытывался Джамуха.
— Имени он не называл. А может быть, я не расслышал. Воин сказал Коксу-Сабраку: «Он с тобой согласен. Завтра, не вступая в сражение, уведет своих людей. Но за эту услугу найманы должны дать клятвенное обещание не трогать его улуса».