Он изумленно уставился на трусливые стада секретарш и бизнесменов, кишащих на углах, дожидающихся, как овцы, сигнала светофора, контролирующего их жизни. Неужели этот сущий ад, в котором они движутся, как зомби, приемлем для них? Легионы ходячих мертвецов с полным отсутствием разума.
Нет, постой. Они не обязательно безмозглы — это слишком грубо. Они невежественны. Не обучены.
Учитель резко остановил велосипед перед рестораном на северной стороне улицы.
Этим утром второй урок будет еще более впечатляющим, чем предыдущий.
Статуи жокеев на балконе клуба «Двадцать одно» надменно смотрели на него, когда он, сняв через голову стояночный замок, примыкал цепочкой «Фрежюс» к кованой изгороди. Когда он пробирался под тентом через толпу нарядных бизнесменов, до него донеслись другие запахи — на сей раз хороших сигар, сочных бифштексов и дорогих духов. Войдя, он словно бы оказался в ином измерении с приглушенным светом, классическим джазом, каминами, драпировками и креслами с широкой спинкой.
Всего на секунду он дрогнул. Возникло искушение приблизиться к обшитому темными панелями бару в глубине, заказать крепкую выпивку, положить свою ношу на красную кожаную банкетку, отставить тяжелую чашу судьбы.
Он взял себя в руки. Да, чаша тяжела, она раздавила бы большинство людей. Выдержать ее можно, лишь обладая твердой решимостью, как у него. Он не дрогнет.
— Прошу прощения! Тпру! — произнес кто-то. Учитель обернулся и увидел метрдотеля, надвигающегося на него, словно управляемая бомба. — Здесь требуется пиджак, и туалеты только для клиентов. Если привез доставку, иди через служебный вход.
— Это клуб «Двадцать одно», так ведь? — уточнил Учитель.
Губы метрдотеля искривились в ледяной улыбке:
— Отлично. В какой компании работаешь? Непременно воспользуюсь ее услугами, когда мне понадобится очень умный рассыльный.
Учитель сделал вид, что не заметил насмешки.
— У меня пакет для мистера Джо Миллера — сказал он, открывая хромовую курьерскую сумку.
— Я Джо Миллер. Ты уверен? Я ничего не жду.
— Может, кто-нибудь хочет удивить вас, — Подмигнул Учитель, доставая из сумки большой конверт. — Может, произвели на одну из посетительниц более сильное впечатление, чем представляете.
Миллер, видимо, счел эту мысль интересной.
— Хорошо, спасибо. Только в следующий раз служебный вход, ясно?
Учитель серьезно кивнул:
— Непременно. Конечно, приятель. Если следующий раз будет.
— Держи, — сказан Миллер, доставая из бумажника два доллара.
— Нет-нет, чаевых не беру, — отказался Учитель. — Но я должен дождаться ответа. — Снова подмигнув, он отдал Миллеру конверт. — Может, не стоит вскрывать его при всех? Надеюсь, понимаете, что я имею в виду.
Метрдотель огляделся. Толпа ожидавших, чтобы их усадили, росла. Но любопытство одержало верх. Он нетерпеливо вошел в комнатку рядом со столом предварительных заказов. Учитель последовал за ним и встал в дверном проеме.
Он наблюдал, как Миллер вскрыл конверт и уставился на письмо. На его высокомерном лице отразилось недоумение.
— «Твоя кровь — моя краска», — прочел он. — «Твоя плоть — моя глина». Что это за чушь, черт возьми? — поднял он взгляд на Учителя, выходя из себя. — Кто это писал?
Учитель шагнул к нему в комнату.
— Говоря по правде, — ответил он, достав из сумки «кольт» двадцать второго калибра с глушителем и приставив ствол к пустому сердцу лизоблюда, — писал я.
Он выждал долю секунды, за которую в глазах метрдотеля появилось понимание. Потом, не дав Миллеру и моргнуть, дважды нажал на спуск.
Даже в маленькой комнатке выстрелы прозвучали так, словно кто-то откашлялся.
Подхватив падающего метрдотеля, Учитель усадил его в кресло и сунул окровавленное письмо между туфель Миллера. Любой заглянувший в комнатку счел бы, что Миллер на минутку присел отдохнуть.
Спрятав пистолет от чужих взглядов, Учитель повернулся к открытой двери и оценил обстановку. Он предпочитал уйти тихо, но был бы счастлив проложить выстрелами дорогу, если придется.
Однако в переполненных обеденном зале и баре люди продолжали смеяться, пить и болтать, как аниматронные куклы, кем, в сущности, и являлись. Колесо карнавала продолжало вертеться. Никто ничего не заметил. Все по-старому.