— С похорон, говоришь? Тяжелое дело, — смягчился здоровяк.
Учитель жестом заказал Владычице колец еще два пива. Когда она подала бутылки, он поставил одну перед металлистом, сделал вид, будто оступился, и с грохотом повалил табурет на пол.
— Надо же, — пробормотал Учитель. — Извини. Наверное, я выпил лишнего.
— Да ладно тебе, приятель! — Металлист нагнулся, чтобы поднять упавший табурет.
Учитель разбил бутылку о затылок татуированного, сбив его на пол, а второй ударил по ошеломленному лицу. Окровавленный человек едва успел застонать, как Учитель положил его предплечье на перекладину для ступней и сломал свирепым ударом ноги. Звук был таким, словно два биллиардных шара ударились друг о друга.
«Вот и не привлек к себе внимания», — подумал он, пятясь к выходу.
— Повторяй за мной, рыжий, — крикнул он от дверей. — Не психованный, просто нервный.
Глава шестьдесят шестая
Спецназу потребовалось пять минут, чтобы обследовать дом Бланшеттов. Обойдя со Стивом Рено все входы и выходы, мы решили переодеть одного полицейского консьержем, другого поставить в гардеробе вестибюля и посадить группу захвата в машине наблюдения на другой стороне улицы возле парка.
Трижды удостоверившись, что ловушка расставлена, я назначил Рено главным и решил сделать то, в чем давно назрела необходимость.
Солнце клонилось к горизонту над Нью-Джерси, когда я поставил машину у Риверсайд-парка, за своим домом. Прошел по тропинке, пересек заброшенную бейсбольную площадку и опустился на корточки возле молодого дубка на обращенной к Гудзону поляне. Подобрал несколько окурков, пустую бутылку из-под «Аквафины», бросил их в принесенный пакет и сел.
Это деревце мы посадили с детьми, когда умерла моя жена, Мейв. Похоронена она на кладбище «Гейтс оф Хейвен» в Уэстчестере, однако всякий раз, когда требовалось поговорить с ней, что бывало довольно часто, я приходил сюда. Просто сидел, и вскоре начинало казаться, что она здесь, со мной — только я не вижу ее, как бывало на бесчисленных пикниках, которые мы устраивали с нашей невероятно разношерстной командой.
Оглянувшись на дом, я заметил в кухонном окне двоих своих детей. Очевидно, Шону и Бриджит. Может быть, они тосковали по маме, так же как я. Хотели, чтобы она была здесь, заботилась о них, подбадривала, наводила порядок.
Я помахал им рукой. Они помахали в ответ.
— Мы держимся, малышка, — сказал я. — Не слишком хорошо, но что делать? И я люблю тебя, если это может служить утешением.
Когда я поднялся в квартиру, Мэри Кэтрин встретила меня у двери. Что-то стряслось. Я видел тревогу в ее обычно стоических голубых глазах.
— МК, — спросил я, — что случилось?
— Симус, — мрачно ответила она.
Я последовал за ней в мою спальню. Симус лежал на кровати поверх покрывала. Глаза его были закрыты, и выглядел он бледнее, чем обычно. Я подумал было, что он мертв. Потом он хрипло закашлялся, его впалая грудь сотрясалась под облачением священника с застежкой сзади.
«О Господи, — подумал я. — Плохо дело». Он все-таки заразился у нас гриппом. Для старика восьмидесяти с лишним лет это очень опасно. И внезапно я понял, как глупо было его вызывать. На миг меня охватила паника. Как быть, если я потеряю и его?
«Да все равно ты скоро его потеряешь, — прошептал на ухо злобный голосок. — Разве не так?»
Я отогнал эту мысль, пошел в кухню и взял из шкафа бутылку «Джеймсона». Налил на два пальца в хрустальный стакан, добавил горячего молока и сахара.
— Спаси тебя Бог, парень, — проговорил Симус, отпив несколько глотков. — Теперь помоги мне встать с кровати, и я отправлюсь домой.
— Только попробуй выйти отсюда, старик, — сказал я. — Лежи и допивай свое лекарство, а я вызову «скорую помощь».
Глава шестьдесят седьмая
Я все еще стоял над Симусом, когда вбежал мой старший, Брайан.
«Что еще?!»
— Папа! Мэри Кэтрин! В кухне! Скорее!
Я выбежал за ним в коридор. В кухне стояла полная темнота. Только затемнения нам и не хватало. В здании довоенной постройки электропроводка приходила в негодность, как и все остальное. Из-за нее мог начаться пожар. Я принюхался, нет ли дыма, соображая, куда положил предохранители.
— Ура! — закричали дети, когда вспыхнул свет.
На кухонном столе стояли две тарелки с пиццей и миска с салатом. Трент разливал диет-колу, перекинув через руку кухонное полотенце, словно сомелье ростом трех с половиной футов.