Я последовал за ним сквозь мерцание света и тьмы…
… Палящая жара и слепящий солнечный свет напомнили мне о Береге Динозавров, таком далеком, оставшемся в гораздо более простом мире. Под ногами лежала мелкая песчаная пыль. Далеко-далеко очерчивала горизонт линия черных деревьев. Человек в красном целился в меня из маленькою плоского оружия. Из-за его спины на меня смотрели два темнобородых человека в грязных балахонах из грубой черной ткани, делая руками какие-то мистические движения.
Он выстрелил. Сквозь пелену розового и зеленого огня, окружившего меня, но не причинившего никакого вреда, я видел его расширенные от ужаса глаза. Видел, как место, на котором он стоял, опустело…
… Глубокая ночь, комья мерзлой земли, пятно желтого света, проникавшего через затянутые пергаментом окно грубо сколоченной хижины. Человек в красном скрючился у низкой ограды из разбитых камней, прячась в тени, словно напуганное животное.
— Это бесполезно, — сказал я. — Ты же знаешь, что конец неизбежен.
Он застонал и исчез…
… Небо ревело; огромные яркие зигзаги молний пробивали корчившиеся лохмотья черных туч, выстреливали вверх из мокрых, иссеченных дождями, дымящихся скал. Рокот под моими ногами напоминал шум прорывающейся из-под земли на поверхность магмы.
Он парил в воздухе, наполовину нематериальный — призрак далекого будущего, витающий на заре планеты. Лицо — дрожащая маска агонии.
— Вы погубите себя! — прокричал я сквозь грохот и вой ветра. — Вы уже далеко за пределом своих оперативных сил…
Он исчез.
Я последовал за ним…
… Мы стояли на высокой арке моста без перил, перекинувшегося через сотворенное человеком ущелье в десять тысяч футов глубиной. Я знал, что это город пятой эры, около двадцатитысячного года наше эры.
— Чего вы хотите от меня? — прохрипел он, оскалившись, как загнанный зверь.
— Чтобы вы вернулись, — ответил я. — И рассказали им… все то, что она должны узнать.
— Мы были так близко! — почти простонал он. — Считали, что одержали великую победу над небытием…
— Небытие не абсолютное. Вам предстоит еще прожить жизнь…
— А будущее? Мы ведь тупик, не так ли? Мы выкачали энергию тысячи энтропийных линий, чтобы вдохнуть жизнь в труп своей реальности. Но после нас ничего не будет — только великая пустота!
— Каждый играет предназначенную ему в истории роль. И вы свою выиграете.
— Но вы… — Он пристально смотрел на меня через разделявшее нас пространство. — Кто вы? Что вы?
— Вы знаете, каким будет ответ, — сказал я.
Его лицо стало похожим на лист бумаги, на котором начертано слово “Смерть”. Но ум не сдавался. Тридцать тысячелетий генетической селекции не прошли даром. Собравшись с силами, он подавил панику и снова стал цельной личностью.
— Как… долго?
— Жизнь исчезла в сто десять тысяч четыреста девяносто третьем году Конечной Эры, — ответил я.
— А вы… вы, машины… — выдавил он из себя. — Сколько?
— Я был послан из земной точки четыреста миллионов лет спустя после Конечной Эры. Мое существование охватывает период, который вы сочли бы бессмысленным.
— Но почему… если только не…
Надежда осветила его лицо, словно луч фонарика — темную воду.
— Проблема вероятностной матрицы еще не решена, — сказал я. — И наши усилия направлены на принятие благоприятного решения.
— Но вы, машина… Вы все еще держитесь… человек вымер миллионы лет назад… Почему?
— В нас мечта человека пережила его вид. Мы стремимся возродить мечтателя.
— Снова? Зачем?
— Мы рассчитали, что человек пожелал бы этого.
Он засмеялся. Смех этот был ужасным.
— Очень хорошо, машина. Я возвращусь в забвение с этой утешительной мыслью и сделаю все, что в моих силах, чтобы поддержать ваши жалкие усилия.
На этот раз я позволил ему уйти.
Потом еще миг постоял на воздушной паутине, в последний раз наслаждаясь ощущением телесной оболочки, глубоко вдохнул воздух этой невообразимо отдаленной эпохи…
И удалился в точку своего происхождения.
Глава XXXXІІ
И снова слился со Сверхинтеллектом, частицу которого представлял собой.
Лишившись совсем недавно материальности, я воспринимал его мыслительные импульсы, как звучный голос, гремящий в просторной аудитории.
— Эксперимент завершился удачно, — констатировал он. — Главный временной ствол от шлака очищен. Человечество стоит у порога своей первой эры. Все остальное стерто. Теперь его будущее — в его собственных руках.