Взяв фотоаппарат, они пошли за дом, к входу на веранду-спортзал.
— В пинг-понг играть будем? — поинтересовался Кирилл.
Влекомов, кряхтя, вытащил из-под ступеньки космическую подпорку.
— Что это? — удивился сынок.
— Дай-ка я ему еще бока начищу! — Влекомов орудовал прихваченной из дому тряпкой, искоса наблюдая за ним.
— Что это за знаки на нем? Где взял? — продолжал бомбардировку вопросами Кирилл. — Это не случайные узоры! — воскликнул он. — Это люди изобразили!
— Вон в той ямке нашел! — кивнул Влекомов.
— Ледник занес? — высказал предположение Кирилл. — Тебе повезло! Это ж археологическая находка! Ее знаешь за сколько можно продать!
— Думаешь? — переспросил Влекомов, неясно, к какому аспекту сыновней речи адресуясь.
— Еще бы! — воодушевился Кирилл, имея в виду, безусловно, ценовой аспект.
— Ну вот, давай сфотографируй для потенциальных потребителей с разных сторон! — предложил Влекомов.
Кирюха с увлечением завозился возле штуковины с фотоаппаратом. Влекомов поворачивал ее так и этак.
— Ой, а что это вы фотографируетесь, а меня не позвали! — раздался обиженный возглас Эмилии. — И Манечку мою забыли! Сфотографируй нас с ней! — обратилась она к Кириллу.
Изящная, желтоглазая и черная, как пантера, киска Маня уже бежала следом за Эмилией, держа хвост трубой. Маня считала оба участка своей исконной и законной территорией, бесстрашно и беспощадно изгоняя с нее не только неугодных ей кошек, но и собак. Даже сам Чак, повелитель второй и третьей линий, помесь овчарки и ротвейлера, регулярно собиравший дань с каждого владельца участка, уклонялся от стычек с Манькой, помесью сиамской кошки и «русского помойного» соблазнителя. Пощады удостаивались только симпатичные брюнеты противоположного пола, особо скромняга Василий, с ним она могла проводить время часами. Со временем Вася повел себя как бойфренд: заходил на веранду к Эмилии, съедал, что повкусней, из Маниной миски, потом усаживался на перилах на солнышке.
А Маню Эмилии подарил не кто иной, как сам Кирилл.
Драматическая ситуация тогда сложилась. Любимый кот Эмилии тяжеловес Митяй заболел, она вызвала ветеринара, тот Митяя осмотрел, сделал укол, выписал лекарство и уехал, прихватив пару тысчонок. Митяй как будто успокоился, перестал жалобно мяукать. Обрадованная Эмилия прекратила паниковать, накормила его любимым фаршем, довольный Митяй улегся на коврике возле дивана и уснул. Эмилия, не тревожа его, забралась на диван и тоже спокойно уснула.
Среди ночи ее разбудили непонятные звуки. Включила свет и увидела, что Митяй агонизирует.
Утром в субботу, часов в семь, Влекомова разбудил телефонный звонок, в трубке слышались всхлипывания. Через пятнадцать минут, прихватив гвоздодер, за неимением лучшего копательного инструмента, и бутылку водки, за неимением лучшего успокоительного, Влекомов катил к Эмилии. Февральский мороз стоял лютый, как и положено по старославянскому наименованию месяца.
Упаковав Митяя в его любимую подстилку и полиэтиленовый пакет, Влекомов с заплаканной Эмилией нашли во дворе в кустах симпатичное местечко и принялись долбить закаменевший грунт. Потребовалось не меньше получаса усилий.
Вернувшись домой, помянули Митяя. Эмилия вроде пришла в норму, Влекомов уехал к себе. Вечером позвонил ей — не подходит, поздно вечером — тот же результат. Ранним утром — существенных изменений не произошло.
Часов в двенадцать звонит Эмилия:
— Я ночевала у Нади, не могу быть в квартире без Митеньки.
— Сколько приняли с Надеждой успокоительного?
— Ну…
— Ладно, давай приезжай ко мне! Влекомов тут же позвонил Кириллу:
— Ты говорил, у мамашиной кошки от помета один котенок остался?
— Да, кошечка, симпатичная, себе думаем оставить.
— Подари ее мне, точнее, тете Миле. У нее кот умер, надо срочно прервать депрессию.
От Влекомова Эмилия уехала не скорбящей одинокой женщиной, а мамочкой сиамско-русской зверюшки.
И вот эту зверюшку теперь требовала запечатлеть совместно с собой. Чего и добилась.
— Ой! — воскликнула Эмилия, попозировав с Манькой. — Как хорошо, что ты приехал, Кирюша! Ты папе поможешь?
— Я как раз и помогаю! — пробасил Кирилл.
— Нет, я о другом. Папа хотел починить опору под моей верандой. Ты заметил, как там пошатывает при ходьбе?
— Нет, не заметил, — честно признался Кирюша. — Может, не всегда покачивает?