Очнулась я уже в отдельной палате, меня поздравили с дочкой — три килограмма сто граммов — нормальный вес, у меня все прекрасно, но девочка слабенькая, и ее сейчас обследуют врачи.
Виктор, Клер и Юзеф уже ждали в коридоре, и их пригласили ко мне. Они вошли с цветами, объятиями и поздравлениями.
— Ты — молодец, быстро пришла в себя, у тебя все отлично…
— Вы уже видели ее?
— Еще нет, пусть малышка отдохнет… а тогда уж готовься, если она аппетитом в своего папочку, тебе придется несладко, — Клер как-то искусственно улыбалась и была более обычного взвинчена — или мне показалось?
Я посмотрела на непроницаемое лицо Виктора.
— Что-то ты не особенно сияешь… может, ты действительно хотел сына?
— Какой сын… При чем тут это?.. О чем ты…
— Скажи, только честно, — что ты сейчас чувствуешь?
— Я рад…
— А почему ты такой напряженный?
— Разве?.. Вероятно, переволновался, да и просто много разных дел…
— На работе?
— И на работе, и не только, сама знаешь, нужно многое успеть — купить одежду, всякие там розовые штучки… надо же подготовиться к встрече высоких особ. Ты пока отдыхай, тебе нужно набираться сил.
Виктор поцеловал меня, и они, поставив, цветы в вазы, на цыпочках удалились…
Мне показалось, что их первый визит как-то поспешно завершился, да и выражение чувств было принужденно-умеренным, особенно для щедрой на эмоции Клер, но наркоз еще давал о себе знать, и я заснула — как провалилась, с ощущением неясной тревоги.
Утром я проснулась от разноголосого детского плача. Мысли тотчас заработали в одном направлении — среди них и моя малышка, скоро мне принесут ее, интересно, на кого она похожа, какой у нее голос… если не принесут на кормление, пусть хотя бы покажут… потом сразу позвоню Виктору и, конечно, Клер.
Меня заранее предупредили, что некоторое время ребенок будет находиться под наблюдением, а позже, если все пойдет нормально, мне принесут ее в палату, где уже стояла прелестная кроватка, пока не застланная.
Я знала, почему детский плач был таким дружным — на кормление по расписанию везли детей, которые, в силу разных причин, были отделены и помещены в детское отделение. Обычно же при благополучных родах дети находились в одной палате с матерями.
Плач затих, ко мне же никто не зашел — мою палату вообще обошли стороной.
Я позвонила. Вошла сестра и, не дожидаясь моего вопроса, сказала, что в девять часов будет врач и сам скажет мне все.
— Что — все?.. Что случилось?!
— Я только начала свою смену и ничего не знаю. Знаю лишь, что ваш ребенок в другом отделении.
— Немедленно позовите врача!
— Извините, мадам, но врач вам тоже ничего не сможет объяснить. Он только заступил на утреннюю смену.
— Да что же это такое! Что за тайны?!
— Успокойтесь, мадам, вам вредно волноваться. Подождите до девяти часов, это же всего сорок минут… А пока лучше позавтракайте.
Принесли завтрак. Есть я, конечно, не могла и только выпила чай. Груди набухли и болели. Сестра, осмотрев меня, сказала, что во избежание мастита нужно обязательно сцеживать молоко и массировать грудь, в особенности, если я собираюсь кормить ребенка сама. Я, конечно же, собиралась и сказала ей об этом. Она тут же принесла мне специальное устройства и показала, как это делается. За этим занятием меня и застал Виктор, которому уже сообщили, что нужно ждать врача.
В девять пятнадцать в палату в сопровождении медсестры вошли три врача, и нам было объявлено, что только что состоялся консилиум и они, три специалиста, пришли к единому заключению — у девочки порок сердца и она нуждается в срочной операции.
— Порок сердца?!.. Какой ужас… почему именно у нее?!
— Сложно сказать, да не время обсуждать детали, нужно срочно решать другой вопрос — об операции.
— Операцию? Такой крошке?!
— Не стоит волноваться, статистика подобных операций очень хорошая, только советуем не откладывать.
— Тогда — делайте, и побыстрей, — услышала я собственный голос, потом все заволоклось туманом, и я ухнула в темноту…
Очнувшись, я увидела Виктора и склонившегося надо мной совсем незнакомого мне врача.
— Ну, вот и все, это был просто обморок. Отдыхайте, я — Бертран Годе, ваш палатный врач. Если что-то понадобится, звоните без церемоний, буду в ординаторской, рядом, — он пожал мне руку и вышел.
— Виктор, дорогой, прости за слабость, не понимаю, как это случилось… Я не имею права быть в плохой форме, потому что нужна моей девочке… я сейчас же займусь грудью, у нее будет материнское молоко…