Родители уже давно предлагали ему написать автобиографическую книгу, он все обещал, и вот — просил о встрече именно по этому поводу, в таких ударных ритмах умудрился найти время и написать «Взгляд изнутри», который после публикации стал бестселлером.
Встреча всколыхнула отца, а в особенности принесенная рукопись. Чтение и вправду оказалось увлекательным, в книге встретилось столько знакомых имен, названий, событий и дат, что после просмотра рукописи отец тут же решил — начнет писать что-то мемуарно-публицистическое. Обсудив с матерью форму и план, он тут же занялся подборкой фотографий и материалов, пересмотрев весь семейный архив. Он так загорелся, что с ходу придумал прелестное название, вспомнив любимого Бориса Леонидовича, — «Перебирая годы поименно».
Идея была прекрасной, если бы не та лихорадочная суетливость, с какой он бросился воплощать свой новый замысел, — теперь только это занимало его, только это имело значение. Горячка была пугающей — так работает человек, который как бы отжил для себя свое, положенное, и теперь хочет успеть вспомнить что-то значительное для других, сказать что-то важное, не сказанное до сих пор никем. Он судорожно бросался к бумаге в самых неподходящих ситуациях — за едой, во время просмотра новостей, в момент разговора на отвлеченную тему, в издательстве… Мать едва поспевала собирать за ним исписанные страницы, чтобы сохранить текст. На компьютере он так и не научился работать, объясняя свое нежелание просто — не идет, безликость экрана убивает, это — оргтехника, а перо должно быть живым…
Несмотря на его нервозность, у меня появилась надежда, что такая работа поможет ему заново пережить, переосмыслить свою жизнь и на время займет настоящим творческим трудом.
Мои надежды не были напрасными. Провидение словно вмешалось в жизнь, дав ему очередной шанс. Его расстроенная энергетика начала понемногу восстанавливаться, и такой поворот не казался мне удивительным — если Бог многое отмерил одному человеку и заложил отмеренное ему в душу, было бы несправедливо в конце пути лишить его этих благословенных даров.
Удалившись от суеты и праздности, он всерьез погрузился в новое для себя творчество. Мать была счастлива и сделала то единственное, что и нужно было сделать, — оставила его наедине с самим собой и книгой.
Как можно было тревожить родителей такими встрясками? Об этом нечего даже и думать… Нет, для таких потрясений сейчас совсем не время.
Пришла новая беда — совсем слегла Фенечка. После перенесенного второго инфаркта, пролежав в больнице целый месяц, она так и не встала на ноги, и я решила, что ей лучше будет в Новодворье — она всегда говорила, что там привольнее и легче дышится.
Туда ее и перевезли после выписки, и через две недели после переезда, не причинив никому беспокойств, она скончалась во сне. Тихая жизнь и тихий уход, моя милая няня, надежный, славный человек. Прости, что иногда тебя не замечали и не очень о тебе думали, но ты была настоящим членом семьи и никто тебя никогда не заменит…
Все мое детство связано с ее постоянным присутствием — родители были как подарок, приятные, но временные люди. Она же всегда находилась рядом — верная подруга по играм, кормилица-поилица и вечная утешительница.
Она же научила меня и читать. Родителям было некогда, да они и не подозревали, что я в свои четыре года оказалась к этому уже готова. Когда Феня увидела, что я перерисовываю название «Правды», пытаясь постичь механизм сцепления букв, она решительно сказала:
— Давай-ка начинать по-другому. Будем сразу учиться и писать, и свое написанное — читать.
Она дала мне тетрадку, карандаш и начала учить. Первое слово, избранное ею, было — мама, самое легкое, как ей казалось. Но с этим словом не все оказалось просто.
— Мы — а, мы — а — будет ма — ма, — громко и отчетливо сказала она, тыча пальцем в старательно перерисованное мною слово.
— Да не будет ма-ма, а будет мыа — мыа, — резонно возразила я. — Куда же ты дела — мы?
Феня, озадаченная вопросом, подумала и быстро нашлась:
— Мы — это когда отдельно букву говоришь, а когда буква идет в слово, хвост-то и отпадывает, как у ящерицы… зачем он нужен, хвост-то, только мешается…
Это объяснение меня не только устроило, но и очень понравилось мне, я ведь поняла, что все буквы — хитрые, но если знать их хитрости, то научиться можно. После этого процесс пошел быстрее.
Никогда не забуду изумления матери, когда после возвращения из очередной поездки она услышала впервые прочитанную мною вывеску — ВИН-НО-ВО-ДОЧ-НЫЙ МА-ГА-ЗИН.