— Хотелось бы верить, — сказал Док. — Только не слишком ли крутую кашу вы заварили? Мы понятливые, дошло бы и без такой артподготовки.
Сергей в темноте сильно сжал его плечо — мол, замолчи, не выскакивай, а слушай.
— Понимаю, о какой подготовке идет речь, — откликнулся собеседник. — Но то и были наши конкуренты. Именно таков их бандитский почерк. Мы знаем, и поверьте, все они ответят за то, что сделали. Мы внедрили к ним своего человека. Он сообщил нам все и вывел на вас. Только благодаря ему и благодаря нам вы еще живы.
— Значит, — сказал Док, — ваш человек, заброшенный в лагерь неприятеля, этот… водитель «мицубиси»?
— Какого «мицубиси»? — не понял собеседник. — Какой водитель?
— Перестаньте, — сказал Док. — Если вы забросили его к ним, такие вещи вам положено знать.
— Попрошу уточнить! — раздался из темноты командный генеральский бас. — Что за «мицубиси» и откуда вас везли?
— Странно! — удивился Пастух. — Неужто мы знаем больше вашего? Я говорю о водителе «мицубиси», который вез нас с той вашей дачи, а сегодня встретил у «Рижской». Такой, в годах уже… — Что за дача? — быстро спросил тот, в котором они невольно заподозрили человека при больших звездах на плечах.
— Дача как дача. Номенклатурный дворец, — усмехнулся Пастух. — Камин с красными изразцами, телевизор с экраном, как окно… Будто не знаете.
— На телевизоре, — вспомнил Док, — модель подводной лодки «С-145», голубая, с золотым перископчиком… — А когда вы там были?
— Позапрошлой ночью. После «артподготовки», которую устроили ваши… конкуренты.
— Ясно… — раздался голос из темноты. И торопливо добавил:
— Можете быть свободны. Считаю, мы обо всем договорились, вводные вы получили, ждите дальнейших указаний.
Иван и Сергей уехали, и в квартире профессора Злотникова установилась тишина тревожного ожидания.
За открытым черным окном еще шумел ливень, но гроза удалялась, и в комнаты вливалась холодная влажная свежесть. Всем хотелось, чтобы скорей пролетело время тягостной неизвестности, чтобы, наконец, послышался звонок в дверь, чтобы снова раздались голоса друзей… Но время, как всегда в такие минуты, резко сбавило темп и ползло еле-еле… выматывающе медленно.
Все они хорошо знали это чувство неприкаянной опустошенности после проводов друзей на опасное задание. Туда, откуда те могли уже никогда не вернуться… Прошел час, кончался второй.
Перебрасываясь пустыми словами, все четверо, как могли, пытались скоротать эти минуты.
Трубач лежал на диване, закинув руки за голову, Муха механически гонял по экрану компьютера разноцветные кубики «Тетриса», Артист с остервенением метал в коридоре ножи в мишень, Боцман сидел на подоконнике и угрюмо смотрел в окно на черный ночной двор.
— Ладно, — сказал Трубач и сел. — В конце концов, это всего только запланированная рабочая встреча. Встретятся, поговорят, привезут задачу… — Скорей бы они вернулись, — вздохнул Боцман. — Ну ладно, вы как знаете, а мне для закалки нервов нужен на ночь «Дорожный патруль».
Он нажал кнопку на пульте, включил телевизор, высветил в углу черного кинескопа зеленую шестерку и… И первое, что они увидели на большом экране, — бородатое лицо Трубача.
«Внимание! Управлением внутренних дел города Москвы разыскивается особо опасный психически больной Ухов Николай Иванович, который совершил побег или был похищен из специального отделения психиатрической больницы. Приметы Ухова — рост сто девяносто сантиметров, плотного телосложения, имеет большие залысины, носит усы и бороду. Владеет приемами борьбы и бокса, агрессивен и представляет серьезную угрозу для окружающих. Может выдавать себя за музыканта-саксофониста или бывшего военнослужащего. Всем, кому что-либо известно о местонахождении Ухова, предлагается незамедлительно сообщить в милицию по телефонам…»
— О-па! — воскликнул Артист. — Кажется, приехали… Хорошо хоть, побрился!
Прошло еще минут десять, и вдруг неожиданно у всех четверых — у кого в кармане, у кого на поясе — запиликали пейджеры. Ничего не понимая, они переглянулись и, нажав кнопки, уставились на маленькие зеленоватые дисплеи.
Назад к метро «Рижская» Дока и Пастуха вел другой провожатый. Того пожилого добродушного дядьки, который привел их в вагон, уже не было.
Снова темнота, вагоны, колеса, рельсы, снова сырой черный туман, хриплые голоса цыганок у тех вагонов, где хоронились до утра тайные таборы дневных гадалок и попрошаек.
Обратный путь показался неожиданно коротким, и они удивились тому, как быстро вышли к пролому в бетонной стене.
— Дальше сами найдете, — уже откуда-то издали сказал провожатый и исчез в темноте.
Он прошел несколько десятков метров, нырнул под вагон, и тут у него в кармане часто загудела маленькая рация. Он поднес ее к уху и стремительно ринулся назад, вслед за теми, с кем только что расстался, на бегу сбросив предохранитель бесшумного пистолета.
Едва Перегудов и Пастухов покинули вагон, тот, что разговаривал с ними, включил маленькую мощную рацию и тотчас раздался мужской голос — видимо, ждал вызова.
— Слушаю! Закончил с ними?
— Закончил. Тут какие-то странные дела. Похоже, после того как мы с ними поработали на дороге и нас спугнули, их кто-то перехватил у гаишников. Они были на какой-то даче.
— На какой еще даче?
— Они сами не знают. Попробовал раскрутить, чтобы вспомнили детали… — Раскрутил?
— Какая-то херня. Каминный зал, модель подлодки с золотым перископом на телевизоре. Да! И еще — бортовой номер «С-145».
Человек, который услышал это в другом районе Москвы, между Пречистенкой и Гоголевским бульваром, в этот момент почувствовал, что у него заныло под ложечкой.
Он сразу понял, что это за дача. Он бывал там не раз, в этом загородном особняке, у того камина. Что же касается подводной лодки — голубой, со сверкающим золотым штырьком перископа над ходовой рубкой, — то, как было ему не знать ее, если он сам ее и подарил на пятидесятилетие хозяину этого дома.