– Ш-ш-ш! – прошипел он. – Я не хочу будить Эрика.
Бернгард наполовину высунулся из мешка и заморгал, когда фонарик Даниэля блеснул ему прямо в глаза.
– В чем дело?
– Я ухожу. Не буди Эрика. – Даниэль выключил фонарик и присел на соломе. – Мне очень жаль, – прошептал он, – но мне не нравится то, что он задумал. Не хочу, чтобы меня поймали и вернули обратно в лагерь.
– Ты что, спятил, Дэнни? Никто из нас не хочет обратно в лагерь! – Солома зашуршала, Бернгард попытался сесть как следует. – Оставайся, Дэнни. Мы скажем Эрику, чтобы он больше не воровал.
– Он не послушает, сам знаешь. К тому же, – тихо продолжал Даниэль, – нас уже наверняка ищут.
– И что ты будешь делать? Мне тоже противно воровать, не меньше, чем тебе, но пока я не вижу другого выхода.
Даниэль ощупал пачку денег у себя за поясом.
– Я тебе не рассказывал, но у меня есть немного наличных. – Он покраснел от стыда при мысли о собственной скрытности.
Бернгард нашел в темноте его руку и крепко ее пожал.
– Поступай как считаешь нужным, Дэнни.
– А ты не хотел бы пойти со мной?
– Я не брошу Эрика. В одиночку он пропадет. Попадет в беду, и его поймают.
Даниэль медленно поднялся на ноги. Он опять включил фонарик, но зажал лампочку рукой, чтобы заглушить свет.
– Я уйду, как только рассветет.
– Если тебя поймают, Дэнни…
– Я ничего не скажу о тебе и Эрике, – торопливо заверил его Даниэль.
– Да я не об этом, – вздохнул Бернгард. – Я хотел сказать, что даже если кого-нибудь из нас поймают, это еще не конец света.
Даниэль снова присел на корточки.
– Меня не поймают. И вас обоих тоже.
Он провел две недели в Цюрихе и его окрестностях, прячась на ночь в сараях и амбарах. Как-то раз, оказавшись на главной улице Рюшликона, пригорода, расположенного на берегу озера, он вошел в банк, держа в руке пятьсот рейхсмарок.
В банке пахло мастикой для пола, цветами, мирной жизнью. Очереди не было, и он подошел к первому же кассиру: молодой женщине в очках. Даниэль положил свои деньги на прилавок и подтолкнул к ней.
– Будьте добры, я хотел бы обменять их на швейцарские франки.
Кассирша заговорила, но ее немецкий с швейцарским акцентом оказался слишком быстрым для Даниэля. Ладони у него вспотели.
– Поменяйте, пожалуйста, – попросил он.
– Я спрашиваю, откуда у тебя столько денег? – повторила кассирша, хмурясь и поправляя очки, чтобы лучше рассмотреть банкноты.
– Разве вы не можете их поменять?
– Я думаю, тебе следует поменять их в нашем центральном представительстве в Цюрихе, но я проверю.
Она взяла банкноты и отошла от прилавка. Даниэль в панике наблюдал, как кассирша говорит с какой-то пожилой женщиной, наполовину скрытой за стеклянной перегородкой. Пожилая дама строго взглянула на Даниэля, после чего взялась за телефон.
Стараясь двигаться как можно спокойнее и медленнее, Даниэль отошел от прилавка и сделал вид, что его заинтересовали буклеты, выставленные на этажерке возле входа в банк. Сочтя, что путь к бегству свободен, в миг, когда их взгляды встретились, Даниэль повернулся и кинулся к двери.
– Твои деньги! – услыхал он чей-то крик у себя за спиной.
Но он бежал как безумный, бежал, спасая свою жизнь, и не остановился, пока не оказался за городом.
После того случая Даниэль больше не осмеливался менять деньги, и теперь уже настала его очередь добывать себе еду воровством. Он научился караулить у задних дверей ресторанов и кафе по вечерам, и, как только подворачивался случай, врывался в опустевшую кухню, быстро находил и хватал то, что легче было унести, а затем стремительно убегал, пока его не заметили.
На первых порах передвижение по городу давалось ему без труда, потому что школы закрылись на летние каникулы и на улицах было множество детей, но, когда школы вновь открылись, возраст Даниэля стал для него серьезной помехой. Цюрихские полицейские и благонамеренные дамы все чаще провожали взглядами маленького оборванца. Оставаться в городе стало небезопасно. Даниэль решил покинуть Цюрих. В нескольких километрах от города он заметил стоявший на обочине грузовик, судя по номерам направлявшийся в Люцерн. Водитель дремал, скрестив руки на руле. Задний борт грузовика был опущен, верх прикрыт брезентом. Торопливо оглядевшись по сторонам, Даниэль подбежал к грузовику, подтянулся и перебросил свое тело в кузов. Спрятаться под брезентом среди груза, оказавшегося, увы, стальными трубами, а не свежими овощами, было делом одной минуты.
На окраине Люцерна Даниэль сообразил, что ему пора вылезать. Надо покинуть грузовик до того, как водитель начнет разгрузку, иначе у него будут неприятности. Благоприятная возможность представилась скоро. Грузовик снова съехал с дороги и остановился, водитель выпрыгнул из кабины и углубился в придорожный лес по малой нужде.
Даниэль сел, быстро огляделся, убедился, что вокруг никого нет, и спрыгнул через борт. При этом он подвернул ногу, неудачно приземлившись на асфальт. Он торопливо подхватил свой спальный мешок и бросился в лес на другой стороне дороги. Когда грузовик уехал, Даниэль, хромая и хоронясь под деревьями, двинулся вперед вдоль дороги.
В этот вечер мальчик не осмелился войти в какой-нибудь городок или деревню: в случае чего ему не удалось бы быстро сбежать, к тому же он не чувствовал в себе былой ловкости для ограбления ресторана. Даниэль нашел ручей, омыл ногу и кое-как вымылся сам, а потом забрался в спальный мешок в небольшом лесу вблизи от озера. Он чувствовал себя голодным и несчастным.
Прошло еще двое суток, прежде чем нога окрепла настолько, чтобы позволить ему передвигаться с относительной скоростью, а к тому времени Даниэль совершенно ослабел от голода. Он двинулся, как ему показалось, в южном направлении, но вскоре сообразил, что ходит кругами и находится всего в нескольких километрах от того места, где спрыгнул с грузовика.
Четыре дня и ночи Даниэль ничего не ел и уже был близок к отчаянию. В прошлом и настоящем он не мог припомнить ничего хорошего, будущее представлялось ему черной дырой. Он начал с тоской вспоминать ненавистный ему капустно-картофельный лагерный рацион.
На пятый день, бесцельно бродя по полям, он нашел яблоневый сад.
7
– Вот это история…
– Ты мне не веришь?
– Конечно, верю! Такое придумать невозможно.
Андреас и Даниэль сидели, прислонившись спиной к нагретой солнцем коре двух соседних яблонь, не меньше дюжины яблочных огрызков валялись вокруг них на земле. Даниэль улыбался. Он испытывал совершенно незнакомое ему ощущение довольства, сидя на земле рядом с незнакомым мальчиком, с которым час назад дрался в грязи, а теперь рассказал ему историю своей жизни, словно закадычному другу.
– Тебе нужно поесть по-настоящему, – продолжал Андреас. – Пойдем ко мне домой, мама и бабушка о тебе позаботятся.
Даниэль заморгал, ощущение довольства мгновенно испарилось.
– Нет, – сказал он, напрягшись и приготовившись пуститься наутек.
– Почему? – удивился Андреас.
– Вряд ли они мне обрадуются, – осторожно заметил Даниэль. – Я тут чужой, они ничего обо мне не знают.
– Ну так я им расскажу! – Андреас поднялся на ноги. – Пошли.
Даниэль остался на месте.
– Нет, – сказал он. – Спасибо тебе, но я не пойду.
– Ты что, боишься? Тебе нечего бояться, честное слово. – Андреас снова присел на землю рядом с ним. – Они же хорошие люди, а не нацисты какие-нибудь!
Даниэль ничего не ответил.
– Ну брось, не дури! – Андреасу уже надоело спорить. – Куда тебе еще идти? – Раздражение в его глазах сменилось азартом. Долгое время жизнь представлялась Андреасу пресной и скучной, а теперь вдруг превратилась в настоящее приключение. – Мои родители в здешних местах важные люди, – сказал он с гордостью. – Они тебе помогут, они что-нибудь сделают… может, даже вызволят твоего папу из лагеря!