Андрей медленно сел за стол.
- Что происходит, Дима?
- Я дважды разговаривал с дочкой Муравьева, - сказал Федоров. - Первый раз это было в четверг днем. После того, как я узнал, где она живет, я просто пошел туда и спросил ее.
- Это было у Дианы Пительниковой?
- Верно. Был какой-то неловкий момент, когда Лена поняла, кто я такой. Мне показалось, что Диана Пительникова не знала о проблемах Елены дома. Поэтому Лена попросила женщину оставить нас одних на несколько минут. На самом деле мы довольно хорошо поговорили. Я сказал ей, что после того, как она исчезла, все думали, что ее убили, и Белов стал подозреваемым. Она не могла в это поверить, утверждала, что понятия не имеет. Она много расспрашивала о своей матери, как она поживает, казалось, сожалела, что заставила ее пережить все эти волнения, но ей было наплевать на отца. Даже не хотела говорить о нем. Я рассказал ей о беспокойстве ее матери, о том, что она не собиралась говорить отцу, что она хотела разобраться с девочкой, только между ними двумя. Она начала плакать. Я не знал, что и думать: то ли она испугалась, то ли почувствовала облегчение, то ли впала в депрессию. Наконец я ее успокоил. Я сказал ей, чтобы она все обдумала, и что мы должны встретиться снова на следующее утро, в пятницу, и все обсудить. Но она не хотела, чтобы я снова возвращался к Пительниковой, поэтому мы договорились встретиться в кондитерской.
Я не сразу позвонил Жанне Муравьевой. Я думал, что встречусь с девушкой еще раз, чтобы лучше понять, как все пройдет. По правде говоря, Андрей, мне эта девушка понравилась с первого взгляда. Она казалась хорошим ребенком. Я не хотел просто оставить ее холодной. А на следующее утро я сижу в магазине у окна и смотрю на улицу. Она опаздывает на двадцать минут. Я уже собирался бросить ее, когда она вбегает в магазин, говорит, чтобы я пошел с ней, бросает деньги, и мы спешим на улицу, где садимся в машину. Я впереди, она сзади. За рулем - Денис Белов. Мы едем по кругу, и Белов начинает допрашивать меня, как будто он проверяет меня, может быть, я не тот, за кого себя выдаю, и он допрашивает меня, чтобы добраться до сути. Лена все время оборачивается и смотрит нам за спину, а Белов все время щелкает глазами в зеркало заднего вида.
- Во всяком случае, через некоторое время они немного расслабляются. Я говорю им, что они, очевидно, в какой-то беде, и они должны пойти обратиться к бывшему мужу Дианы, Борису Пительникову. Белов начинает ругаться, а Лена говорит: "Нет, нет, это было бы совсем нехорошо. Поездка к Борису была бы ошибкой. Что бы я ни делала, не ходи туда и не упоминай о нас. Не делай этого.", сказала она. Я ответил, что не собираюсь этого делать. Я предлагал им сделать это. Это у них проблемы, а не у меня. Нет, говорят они. Это было бы нехорошо. Мы продолжали ехать.
− А кто такой Борис Пительников? − спросил Андрей.
−Куратор из Москвы, живет уже давно в Донецке. Курирует местных боевиков ЧВК Вагнера, воюющих здесь. Неофициально входит в десятку самых влиятельных людей в ДНР.
Хотя Федоров говорил в своей обычной нарочитой манере, довольно медленно, размеренно, он выдавал себя. Дмитрий Федоров никогда не был болтлив. Во всяком случае, он склонялся к другой крайности. Чаще всего собеседнику приходилось вытягивать из него информацию, что сводило с ума, если кто-то пытался работать с ним в случае высокого давления, кто должен был двигаться быстро и полагался на быстрый, свободный поток информации между несколькими сотрудничающими командами. С другой стороны, вам никогда не приходилось беспокоиться о том, что он сплетничает больше, чем вы хотите, чтобы другие люди знали. Болтливый детектив был одним из главных раздражителей Андрея.
Но Федоров всегда обращался к делу, хотя и слишком медленно, и все же здесь он говорил больше, чем нужно, не в силах изменить себя. Он мог бы вкратце изложить то, что сказал до сих пор, в четырех или пяти предложениях, но он тянулся неэффективно-медленно, чтобы быть уверенным, но тем не менее тянулся. Он выказывал волнение, которого Андрей никогда раньше в нем не замечал, и от этого Андрей встрепенулся.
- Мы ездили по городу. Еще больше расспросов, - продолжал Федоров, - пока они, похоже, не убедились, что я не тот, за кого они меня принимали. Но они, похоже, не хотели отпускать меня. Белов спросил, не знаю ли я кого-нибудь среди знакомых Бориса. Я сказал ему "нет", что было правдой. Я не связывался с Борисом Пительниковым, когда приехал сюда, потому что не хотел волноваться, что кто-то за мной наблюдает. Белов сказал, что это был хороший звонок, потому что вариант с Борисом - нелучший. Белов, ему, наверное, лет двадцать семь-двадцать восемь, уже некоторое время здесь, в ДНР, так что он не ребенок. Я не чувствовал себя слишком плохо из-за него.