Еще до того, как жар от взрыва начал спадать с его лица, как от зловонного, горячего дыхания, Андрею пришло в голову, что Гоча грустил немного.
Теперь это останется тайной - первая крупица удачи, которая выпала на долю молодого человека за всю его короткую, скучную жизнь.
***
Глава 34
Инстинкт выживания Шальнева воспользовался хаосом. Если кто-то и заметил его перемещение, то наверняка был отвлечен взрывом и его причудливыми последствиями. Среди криков, пламени, гудков, сирен и толкающихся, охваченных паникой людей, рвущихся прочь-а затем обратно - от огня и ужаса, Андрей пробирался на восток по узким улочкам, заполненным потоками широко раскрытых глаз, растерянных мужчин и женщин, идущих навстречу взрыву, притянутых к катастрофе тем внутренним магнитом в человеческой природе, который заманивает любопытного человека в самое лоно бедствия.
Один раз он ненадолго остановился, чтобы блевануть в сточную канаву, а потом двинулся дальше. Не только взрыв сделал его слабым на коленях. Он больше не мог считать себя аутсайдером в этом эндемичном насилии, как бы он ни пытался его осмыслить или рационализировать. Он стал неотъемлемой ее частью, частью этой особой серии насильственных событий, и если бы он вдруг перестал существовать, он был уверен, что его отсутствие уменьшило бы ее в какой-то мере. Ад насилия ДНР прилипал к человеку, как напалм, если тот были достаточно глуп, чтобы позволить себе попасть под огонь. И он сделал именно это, с поразительной степенью наивности.
Обернувшись, чтобы посмотреть туда, откуда он пришел, он увидел огромный темный столб дыма, поднимающийся над крышами зданий. На узких забитых улицах завыли сирены. Он отвернулся и пошел дальше, единственный человек в пределах квартала, идущий в противоположном направлении от взрыва.
Андрей начал искать по карманам телефон. Подрагивающими руками он вытащил финское чудо техники и набрал номер Пительникова.
***
Глава 35
Пительников изучал Андрея, его помятый костюм и мешковатые глаза создавали обманчивый образ человека, чей разум, по сути, был столь же упорядочен, как и его внешность.
- Я добьюсь, чтобы вас выдворили из ДНР, - сказал Пительников таким тоном и манерой, что если бы кто-то посторонний не знал значения слов, то пропустили бы удар послания. Интонация и содержание не имели никакого отношения вообще. - Вмешивается во внутреннюю политику, мешает нашим дипломатическим усилиям, якшается с агентами СБУ...
Их разделяла всего пара стульев, и Андрей смотрел в покрасневшие глаза Пительникова. Он не знал, связано ли их раздражение больше с недосыпанием или с водкой, но что касается слов Пительникова, Шальнев был почти уверен, что он блефует. Версия о агентах СБУ должна была быть диким предположением.
- ...вмешательство в политику министерства иностранных дел...
Шальнев ничего не ответил.
- нарушает " оперативный климат"...
- Чего ты хочешь? - Спросил Андрей тем же тоном.
- Все, что у тебя есть.
- Относительно чего?
- Относительно всего, что ты сделал с тех пор, как попал сюда, - без энтузиазма ответил Пительников.
- Тогда тебе лучше начать оформлять бумаги, - сказал Андрей. - Но когда я вернусь в Россию, я буду задавать больше вопросов, чем тебе будет удобно. Как я уже говорил, я не верю в "большие соображения". Мне плевать на политику МИДа против жизни Дмитрия Белова или Елены Муравьевой. Мне нужен дневник Елены. Ну или любовницы Стрелкова и Безлера, если тебе так удобнее.
Пительников терпеливо сидел еще мгновение после того, как Андрей остановился, его ленивые глаза остановились на Андрее с непостижимым спокойствием. Шальнев старался, чтобы его голос звучал так же монотонно, как и у Пительникова. если желудок Пительникова был таким же запутанным, как и у него, подумал Андрей, это было странное проявление дуэли двадцать первого века. Взрослые люди делают то, что должны делать взрослые люди в век бесстрастия. Пительников решил попробовать еще раз.
- Федоров дергает тебя, - сказал он.
- А ты нет?
- Он едва контролирует себя, если вообще контролирует.
- Ты работаешь с ним.
- Я должен.