- Я слишком поздно пришел в себя, - сказал Пительников, снова с кем-то перебросившись парой фраз по телефону. - У меня были ночные раздумья над этим. Я не знаю, что ей было нужно, но я уверен, что она никогда этого не получала. Даже когда я был без ума от нее, я никогда не допускал компрометирующих обстоятельств. Никогда в моем кабинете. Никогда не пил с ней. Никогда не говорил о чем-то таком. Она никогда не выпытывала что-то меня, я даже не помню, чтобы она пыталась.
Он потянулся за стаканом, поднял его из лужицы конденсата, выпил и вернул в лужицу.
- Скорее всего, ты уже мертвец, - задумчиво произнес Пительников, что-то быстро записывая на листке бумаги. - только еще в полной мере этого не ощущаешь. Но я думаю, ты это поймешь. Послушай старика. - заполнив белый четырехугольник текстом, он оторвал листок и протянул Шальневу.
- Мало кто, черт возьми, может завести роман с такой женщиной, как она, и ни разу не поддаться своим эмоциям, ни разу не сойти с ума, подойти к самому краю и прыгнуть. Я ежесекундно оглядывался, думая, как бы не попасться в ее ловушки. Я был так чертовски осторожен во всем этом деле, что я удивлен, что мне удалось сделать это с ней. Но я это сделал и продолжал делать, ночь за ночью.
С минуту он молчал.
- Я не знаю, почему она это делала с другими. Я достаточно честен с самим собой, чтобы быть подозрительным. Но знаешь, что меня преследует? Что если, черт возьми, что если ... я ей просто нравился? Я так долго на этой работе, что даже не знаю, узнаю ли я искреннее чувство, если столкнусь с ним. Лена Муравьева, возможно, была колоссальной ошибкой - сказал он, качая головой от всей этой безумной истории, - но будь я проклят, если даже сейчас понимаю, какой именно ошибкой она была.
Он остановился и посмотрел в окно справа от Андрея, во двор. В центре его находилась мертвая детская площадка, обычный признак запустения в ДНР, но в отличие от многих других, которые были превращены в автостоянки или место выгула собак, площадка у дома Бориса и Дианы была просто пуста. Щели в камнях во дворе были усеяны пучками сухой травы.
- Тебя это удивляет, Андрей?
Шальнев кивнул.
- Да, это так.
- Но...?
Андрей колебался.
- Значит слухи о ней - правда... с несколькими полевыми командирами.
- Да. - Подтвердил Пительников, задержав взгляд на освещенном солнцем дворе. Ну, я был в курсе слухов, - сказал он, вздохнув. - Я их проверил. В основном по личным причинам, но я оправдывал это и профессионально, поскольку жил с ней. Насколько мы могли судить, это не были слухи. У нее было много парней, задыхавшихся после нее. У некоторых из них было сверхактивное воображение, они выдавали желаемое за действительное. У нее было несколько романов, но ничего такого, что можно было бы назвать неразборчивостью в связях.
Что-то здесь не сходилось, но Андрей оставил это в покое. Покойный Белов утверждал, что не понаслышке знаком с ее техникой "тело по найму". Либо Белов опрометчиво цитировал разные сплетни ради достоверных слухов с крупицей правды, либо он всерьез обманывал себя относительно того, что на самом деле пережил. И доктор Гражинский нашел ее неуловимой сиреной. Молодая женщина, намекнул он, с беспокойной душой. А потом он променял на нее год своей жизни. Лена Муравьева, казалось, внушала сильные и противоречивые эмоции.
- Ты не знаешь, где она? - Спросил Борис.
Андрей покачал головой.
Пительников ему не поверил, но переспрашивать не стал. Он не закончил говорить, не закончил говорить прямо из нутра, как будто это было своего рода эмоциональное самобичевание; каждый раз, когда он упоминал ее имя или вызывал мысленный образ ее, это резало до глубины души. Но он предпочел бы истечь кровью, чем вообще не думать о ней.