Шальнев вылез из "Лендровера" с спортивной сумкой и обошел машину сзади, направляясь туда, где Федоров направлялся по дорожке, словно решительный буйвол. Он нес большую папку из плотной бумаги, нетерпеливо хлопая ею по ноге.
- Давно не виделись, - сказал он Андрею. Он был одет в то, что должно было быть его деловым костюмом в настоящее время в донецких реалиях, камуфляжные брюки и рубашка цвета хаки с выпущенными из-за пояса полями, плохо скрывшая оружие хозяина.
- Сомневаюсь в этом.
Дмитрий фыркнул и повернулся к Елене, которая приближалась, роясь в сумочке в поисках ключа от системы безопасности. Она остановилась.
- Привет, Дима, - сказала она.
Федоров улыбнулся ей и кивнул.
- Лена, здравствуй.
- Что ты здесь делаешь? - спросила она.
- Пора делать ставки. - Федоров снова хлопнул конвертом по ноге.
Елена повернулась к нему.
- Пари?
В ее голосе звучал яд. Пока она говорила, Андрею пришло в голову, что он ничего не знает об их отношениях после их романа. Ни один из них никогда не упоминал об этом, упущение, которое внезапно насторожило его.
- Лена, если бы ты могла пока воздержаться от общения с Пительниковыми, я думаю, мы бы все получили больше от этого, - сказал Федоров. - Ладно?
Она отвернулась, подошла к воротам внутреннего двора и отперла их, потом вышла в подворотню и выключила сигнализацию.
- Я ценю, что ты вернулся ко мне, - сказал Андрей, позволяя Елене идти вперед без них.
- Я не понимаю, почему ты не мертвее дерьма, - сказал Федоров, глядя на Андрея.
- Мне бы не помешала небольшая помощь, - сказал Андрей. - Я думал, что это была идея, что ты собирался оказать мне небольшую помощь.
Федоров потряс конвертом.
- Пойдем, пойдем в дом. У меня есть кое-что для тебя сейчас.
Когда они вошли внутрь, оказалось, что хозяев нету дома. Елена уже прошла на кухню, и они слышали, как она убирает еду, которую Диана приготовила для себя и бывшего супруга и которую они не ели. В том, что она делала, было столько же нервной энергии, сколько и практичности. Дмитрий и Андрей остановились в гостиной, а Дмитрий подошел к окнам и выглянул во двор. Он не спеша осмотрел открывшийся вид, хлопнул конвертом по ноге и задернул занавески. Затем, все еще оглядывая комнату, подошел к бару, бросил конверт на диван и налил себе полный стакан любимого коньяка Бориса Пительникова, сделав пару щедрых глотков.
- Будешь? - спросил он Андрея, поднимая бутылку.
Шальнев покачал головой. Он догадался, что прошло много времени с тех пор, как Федоров был здесь.
- Чувствуй себя как дома, Дима, - сказала Елена, входя в комнату. - Чего ты хочешь?
Дмитрий сел на диван рядом с барной стойкой, а Елена подошла к одному из кресел, стоявших спинкой во двор, села и скрестила ноги. Андрей остался стоять, хотя и поставил сумку рядом с кожаным креслом у входа в гостиную.
Дмитрий проигнорировал Елену и переключил свое внимание на Андрея.
- Подполковник Энгарт думает, что Лене помогают боевики ВСУ, - сказал он. - И он выпускает на волю своих плохих парней. Бомбардировки. Он кричит, мы снова превращаем наш мир в войну. Он поднял местную полицию на ноги, практически объявив осадное положение. Об этом будут статьи в завтрашних газетах, о том, как руководство республики будет тяжело переживать эту новую вспышку терроризма от украинских диверсантов.
- Ты хочешь сказать, чтобы я был осторожен? - Спросил Андрей. - Ты думаешь, я не знаю, кто на самом деле подложил бомбу в машину?
- Да, ей-богу, я думаю, ты не знаешь, кто подложил бомбу в машину. Это именно то, что я думаю.
- Почему же?
Федоров сделал глоток коньяка, быстро допил напиток и поставил стакан на край барной стойки.
- После того как ты ушла от меня позапрошлой ночью, - сказал Федоров Елене, - я сделал все возможное, чтобы найти твоего друга Шальнева. Я обнаружил слежку за ним. Это были люди Эдуарда Борзюка.
Он встал с конвертом, подошел к стулу, стоявшему неподалеку от Елены, и включил лампу.
- Садись, - сказал он.
Андрей так и сделал, и Дмитрий отдал ему конверт.
Это были снимки из морга, такие дешевые театральные фотографии, какими обычно бывают снимки из морга в цвете, как рекламные фотографии, которые они использовали, чтобы повесить вместе с плакатами возле кинотеатров, когда пленка "Кодак" только вступала в свои права. Денис Белов выглядел хуже всех, его худое обнаженное тело было измождено смертью, синяки болезненно багровели, запекшаяся кровь все еще имела бордовый оттенок, выжженные глаза не были так ужасно отвратительны, как можно было бы себе представить. Но были и другие раны, которые пугали разум.