Утверждение без всякой конкретики, но Лиджуан верит. Достает косметичку, начинает приводить себя в порядок.
— Ты ведь мог промолчать, пап, — через некоторое время говорит она.
— Надо быть, а не казаться, Лиджуан, — эти слова заставляют ее едва заметно вздрогнуть.
Она косится на настенные часы, впопыхах встаёт и собирается уходить, но я аккуратно придерживаю ее за запястье.
— Что было в сообщении? Кто он?
— Отец, — Ли выворачивается, пытаясь высвободиться. — Я у тебя взрослая девочка, а у тебя куча своих проблем.
Высвободившись, она сменила меня строгим взглядом. И следа не осталось от той девчонки, что несколько минут назад позволила себе слабину.
— Пока, пап, — она нагнулась и чмокнула меня в щеку. — Тебе идет новый стиль! И да… звони почаще!
Ли разворачивается и цокая каблуками по плитке кафетерия, идет на выход.
— Господин, ваш чек! — на стол ложится фирменный конверт кафе, в нем — чек.
— Я же еще не оплатил счет?
— За вас все оплачено, — улыбается официантка.
И, видя что в кафе заходят новые посетители, бежит из встречать. Открываю конверт, достаю чек и изогнув бровь читаю строки. Написано заковыристый почерком:
Так уж и быть, заплачу за нищебродов.
И подпись — Бию.
Иду по оживленным улицам Гонконга, как по огромному нескончаемому лабиринту. Тысячи перекрестков, пестрящих рекламой вывесок и высотных зданий, крышами подпирающих небо. Город как большой муравейник, на каждый квадратный километр — почти семь тысяч человек. Личное пространство в таких условиях — невиданная роскошь, недоступная почти никому. Люди едва ли не на голове друг у друга сидят.
При таких вводных стоит отвлечься на секунду — и людской поток подхватит тебя, как волна, и понесет по оживленным улицам вдаль.
Однако такая волна выносит тебя ровно в то место, куда надо. Не знаю, как это работает, но у Гонконга есть какой-то свой коллективный разум.
Слушаю в полуха народ, настроение которого в целом не ахти. Чувствуется, что грядут перемены. Но подавляющее большинство их не ждёт, они как обух по голове.
— Я изучил информацию по новому начальнику Яну! — орет в динамик поджарый молодой человек, брызжа слюной. — Он работал в отделе пропаганлы, и информацию о бирже знает по чертовым голливудским фильмам! Он обвалит наши акции!..
— … как во главу отдела искусственного интеллекта ставят пекаря! — орет, выпучив глаза, другой. — Мы слетим с западных грантов!
Подмечаю тех, кто чужд философии Гонконга — приезжих с материка. Таких немало и они выглядят как бельмо на глазу.
И по их лицам сразу видно, что чувствуют они себя, как короли жизни. Гонконг для них — большой кусок пирога, который надо урвать.
— Уволены! Все уволены! — визжит раскрасневшийся толстяк со значком коммунистической партии на груди. — Да что вы знаете про фитнесс!
Он стоит возле вывески современного фитнесс клуба. Потный, пуговицы рубашки с трудом удерживают внушительный живот. Он отныне начальник и порядки теперь устанавливает он.
Перед ним в шеренгу выстроены сотрудники — мужчины и женщины в отличной физической форме, сотрудники клуба. Один из них срывает с себя бейдж с надписью «Ми Онь, старший инструктор», бросает его на асфальт и подходя к новому начальнику, в сердцах плюет тому в лицо.
Разворачивается и собирается уходить. Но толстяк, багровея от злости, плюет на обидчика в ответ. Следующие пять минут они стоят друг против друга и как верблюды плюются, выкрикивая слова пообидней. А потом старшего инструктора хватает полиция…
Примерно через полчаса оказываюсь на крупном перекрестке, откуда до моего дома около километра пути. В первую очередь, нужно установить связь свнешним миром. Какой-никакой, у меня есть телефон, он — окно вовне. И через него мне станет понятно, в каком направлении двигаться дальше.
Нахожу киоск аренды переносных зарядных устройств и арендую зарядку с батареей для мобильного. Присаживаюсь на подоконник одного из сотен уличных кафе, чтоб воспользоваться бесплатным вайфай.
Экран мобильного загорается и медленно грузится. Телефон у меня видавший виды, работает с зависаниями и давно требует замены.
Исходные окончательно ясны.
Теперь с помощью мобильника я отвечу себе на возникшие вопросы. Базово присутствует понимание, что я — один из столпов режима, который решено смять с приходом партии в Гонконг. От меня решили избавиться, как от отработанного материала. Речи о физическом устранении нет (хотя не факт, что не зайдёт, когда кредитор поймёт, что долги мне нечем отдавать), но я оказался выброшен на обочину жизни и был списан.