Клейст замолчал минут на пять. Я терпеливо ждал. Наконец, он встрепенулся:
— Знаете, Владимир Антонович, а ведь это вполне может получиться.
— Вот и займитесь черновыми набросками, а я съезжу в полицию. Вызывают. Наверняка опять из-за моей стрельбы на гонках.
Глава 25
— Здравствуйте, здравствуйте, Владимир Антонович, — поднялся мне навстречу Боголюбов.
Я пожал протянутую мне руку. Судя по началу, немедленный арест и пожизненная каторга мне не грозят.
— И вам доброго здоровья, Платон Сергеевич. Вот, — я протянул ему повестку.
Старший инспектор взял у меня из рук казенный бланк, мельком глянул и небрежно бросил его на край стола.
— Садитесь, Владимир Антонович. А что касаемо бумаги, то не переживайте. Это лишь простая формальность. К тому же, — изволил пошутить хозяин кабинета, — иначе ведь вас из вашего медвежьего угла не вытащишь. Вот в Петербурге, говорят, новинка появилась — телефонная связь. Была бы у нас такая, без бумажки бы обошлись. Опять же, сплошная экономия: и сотрудники преступников ловят, и мобили гонять не надо.
— Интересно, я бы себе с удовольствием такой аппарат установил.
— Ну, даст бог, и к нам эти новации доберутся. Но я не о том хотел с вами поговорить. Скажите, почему вы велели своему подопечному мальчишке охранять мобиль?
— Считайте это предчувствием. Как специалист и непосредственный участник я совершенно точно могу сказать, что виноват в той аварии гонщик «Скорости». Слишком грубо, слишком небрежно он управлял своим мобилем. Подтверждением тому является отсутствие каких-либо следов столкновения или даже касания на моем аппарате. С Маннером я в контрах, с господином баронетом тоже имел счастье столкнуться, и впечатление от этой встречи у меня осталось удручающее. Зная нрав Маннера, я предположил, что при попустительстве, а то и при содействии Вернезьева он может попытаться обвинить меня в преднамеренной организации аварии с целью устранения соперников. И на этом основании потребовать отмены результатов и лишении меня приза. Но для этого нужно было имитировать на моем мобиле следы столкновения. Вот я и поставил мальчишку на пост. Честно говоря, я не думал, что кто-либо отважится вот так, при всем честном народе фабриковать улики. К сожалению, оказалось, что я слишком хорошо думаю о людях.
— Что ж, выглядит вполне логично. — высказался Боголюбов. — Вы не курите?
— Нет, не пристрастился.
— А вот я, с вашего позволения, закурю.
Боголюбов вынул из ящика стола коробку дорогих папирос «Дюшес», выбрал одну, примял мундштук и чиркнул спичкой, прикуривая. Затянулся, выпустил струю сизого дыма — в сторону, щадя мое обоняние. Стряхнул пепел в изящную бронзовую пепельницу и продолжил беседу.
— Драку рядом с мобилем видели многие. Очевидцы подтверждают, что напавший на мальчика человек был вооружен ножом. Есть и фотографические карточки, запечатлевшие это. Так что применение вами оружия полностью оправдано. Вот только самого человека схватить не удалось.
— Как же так? Я в него две пули всадил! Даже видел, куда попал.
— Да? А из чего вы стреляли?
Я извлек из кармана револьвер.
— «Бульдог»? Тридцать восьмой калибр? Понятно. Выбросьте его и купите что-нибудь поприличнее. Тем более, что если ваши подозрения верны, то, как минимум, Маннер будет всячески пытаться вам напакостить. А если тут еще и Вернезьев замешан, то ждите больших неприятностей.
— А что такого с Вернезьевым?
— Во-первых, он баронет. То есть, он выше вас по сословной иерархии, и если в суде встанет его слово против вашего, то слушать будут однозначно его. И не приведи вас господь оскорбить его действием. В этом случае тюрьма вам гарантирована, если только не будет настолько очевидных и однозначных свидетельств его вины, что самый предвзятый суд не сможет закрыть на них глаза. Во-вторых, насколько я знаю, он сейчас весьма стеснен в средствах и очень рассчитывал на этот приз. Кстати говоря, его настойчивые ухаживания за баронессой Сердобиной продиктованы, в первую очередь, желанием прибрать к рукам ее капитал, и тем поправить свои дела. Так что ваши подозрения имеют под собой вполне серьезные основания. Если бы вас удалось обвинить в аварии, то Вернезьев и Маннер поделили бы приз пополам и были бы этим весьма довольны. У Маннера-то дела тоже неважнецкие.