— Гера, — развел она печально руками, — Чтоб я сам знал — то поделился бы! А так… Сказали бдить — буду бдить! И ни одна муха мимо не пролетит!
Все эти тайны мадридского двора начинали меня усиленно напрягать. Я так старался не вляпаться в большие игры больших дядей, что, по-видимому, влез в них по самые уши! И меня явно использовали втемную. Приваловы, Волков и его «красные директоры», неизвестные важные гости из Минска, для которых я проводил экскурсию, и черт знает кто ещё. И это жутко бесило.
И потому, как только я оказался в редакции — тут же сел на телефон.
— Василий Николаевич? Нужно срочно встретиться. Как — с кем? С теми, кто в вашей песочнице решает вопросы. Накопилось, да. Громы и молнии? Ну, какие еще громы и молнии, Василий Николаевич? Где я — и где молнии? Я очень хороший мальчик и никаких молний… Мне просто очень-очень хочется быть уверенным, что я в какой-то момент не окажусь в придорожной канаве с простреленной башкой по неизвестной мне причине. Ах, если по известной? Ну, если по известной — то это будет не так обидно. Понял… К двенадцати — в приемной у Рикка…
Не успел я положить трубку, как в дверь ко мне влетела Ариночка Петровна:
— Гера, Гера, Рикк звонил, с металлургического! Он тебя хочет и только тебя!
— Тьфу, тьфу, — сказал я, — Не дай Бог.
— Что?
— Ничего! В хорошее время, говорю, живем. В правильное. А что Рикк?
— Так цех новый открывают, по производству цинкованных метизов или чего-то такого… В общем — хотят материал.
— А во сколько…
— В двенадцать у него в приемной!
Я шумно выдохнул. Опять Волков меня переиграл — и это было хорошо. Эти «красные директоры» всё-таки пытались оставаться людьми порядочными, и в любом случае собирались мне что-то прояснить… По крайней мере, я на это надеялся. Не хотелось бы оказаться в одной лодке с доморощенными интриганами. Или — в одной камере.
— Сделаю! — произнес я вслух, — Когда я тебя подводил, Ариночка свет Петровночка?
— Никогда! — часто-часто закивала девушка, — Вот за это я тебя и… Ой!
И убежала.
Этого мне еще не хватало!
Глава 19,
в которой кое-что проясняется, но легче от этого не становится
В отличие от ПДО на Дубровицком металлургическим заводе никаких финтифлюшек типа декоративных фонтанов и клумбочек не водилось. Тут правила бал функциональность: трава была выстрижена как затылок у рекрута, большая часть территории — покрыта асфальтом или бетоном. Здания тоже не изобиловали яркими красками — в большинстве своем это были типичные коробки из кирпича, стали и цемента. Огроменные такие коробки!
Всякого, кто был допущен за проходную ДМЗ, ждал ответ на очевидный вопрос: какого хрена в БССР делает металлургический завод, если здесь нет никаких залежей металла? Огромные территории, заваленные вторчерметом, который свозили со всей республики и даже из-за ее пределов были наглядным доказательством того, что металл тут всё-таки есть, и его — предостаточно. Если знать, куда смотреть.
Горы ржавого хлама под воздействием прессов и плавильных печей превращались в прокат: трубы, проволоку и прочее. И вот теперь — новая стадия переработки! Недаром Беларусь называли сборочным цехом Советского Союза — в силу скудости наших недр на природные ресурсы, почв — на плодородие, а климата — на солнечные деньки «працавітым ды руплівым» белорусам оставалось полагаться только на свои руки и мозги. Нужны стране цинкованные метизы? Значит, будем делать! Рикк заказал линии по производству гвоздей и шурупов в Чехословакии, оборудование для цинкования — гальванические линии и особые ванны — в ГДР, выписал специалистов и переводчиков для обучения местных кадров, не скупился на командировочные, места в гостинице и щедрые посулы… В общем, работал в стиле «эффективных менеджеров» века двадцать первого, а никак не стереотипных советских номенклатурщиков. Вообще, где-где, но в Дубровице этих самых «типичных номенклатурщиков» практически и не было… По крайней мере — на конкретных производствах. Может быть, именно поэтому в послевоенный период население родного города увеличилось с тридцати до почти восьмидесяти тысяч жителей? И это еще не предел — Дубровица растет, строится и развивается, и, смею надеяться — в этом есть…
— Проходите, вас уже ждут! — сказал мне секретарь в приемной.