— Удивительно, — сказала Светлова, читая черновик статьи. — Я прямо человека увидела. Знаете, у нас ведь многие его почитают за икону! Машеров — имя нарицательное, его просто обожают. А тут — такой приятный человек. Драники вон делает на сливочном масле… Послушайте, мне очень понравилось. Хотя про охоту я бы вырезала, мне животных жалко… Вот почему так — вся партийная верхушка увлекается охотой? Как в Древней Руси прямо… Лучше бы в теннис играли!
Я помотал головой:
— Не надо в теннис… Может лучше в хоккей? Хотя — хоккей тоже не-не-не!
Светлова странно посмотрела на меня, расписалась на черновиках, мол — «в печать», и я вышел из ее кабинета.
Были у нас горячие любители тенниса, ну их к черту. Любитель хоккея тоже имелся, но к нему отношение совсем неоднозначное — тот еще тафгай. Дзюдо тоже вошло в число избранных видов спорта… Бабушка надвое сказала с этим дзюдо… Хватаются, понимаешь, за одежду, повергают наземь, с философским выражением лица. Сложно!
А Машеров — это не только охота. Это еще и водные лыжи. То есть — ясное видение цели плюс крепкая хватка и умение балансировать и держаться на плаву при любых скоростях. Очень неплохо! Это вам не ракеткой размахивать!
Не успел я войти с материалом в кабинет Арины Петровны, как дверь за моей спиной неким мистическим образом затворилась и щелкнул замок. Я тут же напружинил колени и отшагнул в сторону, пропуская некую фигуру, порывисто дернувшуюся ко мне.
— А-а-ай! — пискнула Езерская, потеряв равновесие и едва-едва не рухнувшая на письменный стол.
Она надеялась найти опору в виде моего бренного тела, но я — бедный зашуганный и издерганный человечишко, вместо того чтобы принять ее в пылкие объятия едва не заехал ей в челюсь. И чуть успел изменить движение и ухватить за плечо, чтобы предотвратить падение.
— Гера! — Ариночка Петровночка хлопала ресницами в сантиметре от писчих принадлежностей, которые едва не оказались причиной серьезной травмы. — Поставь меня на место!
Я без особого напряжения перевел ответственного секретаря в вертикальное положение и сказал:
— А не охренели ли вы, товарищ Езерская, меня в своем кабинете закрывать?
— А? — ее глаза стали более чем квадратными. — Да что ты себе…
— Ну вы же сами сказали — на место поставить, вот я и решил…
Он просто сделала шаг назад и села на стол, и закинула ногу на ногу. Однако! Формально Ариночка Петровночка требование Светловой соблюла — на ней было то же самое платье. Но- на ладонь короче! И колготки — совсем не осенние, даже не колготки, а, черт бы меня побрал — чулки! Очень такие чулки, надо сказать. И туфли — на высоченном каблуке. Это ради Машерова она так вырядилась?
— Гера, почему ты такой невыносимый? — спросила она сложив руки на груди, при этом выгодно подчеркнув форму бюста.
— Какой уж есть, — развел руками я. — Вы ведь не за этим меня позвали, верно? И кабинет замкнули не для того, чтобы обсуждать мою невыносимость, а?
— Вообще-то именно за этим! Ты просто бесчувственный чурбан! Скажи мне — я что, некрасивая?
— Красивая.
— Глупая, неловкая, толстая, злая, неприятная?
— Умненькая, грациозная, стройная, добрая, приятная во всех отношениях.
— Тогда почему ты…
— Потому что это я, — развел руками я. — Если бы я сейчас вдруг решил, что это платье, и эти туфли, и чулки предназначены мне, и что дверь ты замкнула для того, чтобы нам никто не помешал перейти от слов к делу, и подошел бы к тебе и всё такое прочее — кем бы я был? Явно не тем человеком, который по стечению обстоятельств показался тебе в этот момент подходящим для того, чтобы в него влюбиться.
Он нахмурила бровки:
— Ты так просто об этом говоришь?
— А чего тут сложного? Внутри тебя по какой-то причине возникла пустота, которую ты решила заполнить другим человеком. Тебе показалось, что ты хочешь влюбиться, верно? И тут же внутренний целеуказатель подобрал «наиболее подходящий вариант», которым благодаря эффекту новизны — то есть новому неожиданному впечатлению от привычного ранее образа — стал некто Герман Белозор.
— Что ты имеешь в виду?
— Что не было бы меня — нашелся бы кто-нибудь еще. Если уж человек решил, что пустоту внутри него можно заполнить кем-то еще, то «самый подходящий вариант» обязательно найдется. Тот самый лучший из худших, ага? Парень на остановке, симпатичный водитель автобуса, барабанщик из духового оркестра, коллега, который внезапно начал фонтанировать статьями и идеями и вообще — изменился до неузнаваемости…
Езерская одернула платье, встала со стола, обошла его и села в свое кресло.