Если отпечатков нет в базе, значит, это новичок, убил, скорее всего, разозлившись, был выпивши или обкурен, агрессивен. Бабки не взял – видимо, сам испугался того, что вышло. Если он не получил навар вчера, значит, велика вероятность, что попытается получить его сегодня. А таксисты не работают…
Только у меня все это прокрутилось в голове, как в кармане затренькал телефон. Звонила Агнесс. Она была страшно недовольна – я опаздывал. Как же наша прогулка на яхте? Я сказал, что прогулка, похоже, накрывается.
– Агнесс, возьми машину от своего отеля и дуй сюда ко мне – дело есть.
– Дело?!
Вот это вот «дело» она произнесла так, будто после каждой буквы – а каждая буква была большой, очень большой, прямо буквищей – стояли и восклицательный, и вопросительный знак разом. Любопытство, неприятие, отбрасывание этого «дела» от себя. Но любопытства все-таки больше. Не удержится, приедет.
– Ладно, через двадцать минут. Но смотри, Руди…
Она повесила трубку.
Явилась Агнесс, конечно, не через двадцать минут, на это я и не рассчитывал. Но полтора часа – это нормально, да? В общем, было около половины третьего, я ждал ее у себя и уже отчаянно хотел жрать – пообедать не довелось. Обедаю я обычно не дома. Возиться лень, да и чего на одного готовить-то? Проще пойти куда-нибудь и за пять монет получить большую тарелку с рыбой или курицей. Или антрекот. Да плюс картошка, батат, рис, пимпинелла и помидорчик, да еще стаканчик вина в придачу. И каждый день новое блюдо. А дома сварил что-нибудь и жуй это три-четыре дня. Тоска. Но к двум часам все обычно уже съедалось – в маленьких барах много не готовят. Не дождавшись свою подругу, я спустился вниз и попросил Луиша приготовить мне хоть пару тостов с ветчиной и сыром. Не вполне еда, но хоть что-то. Тут она и подъехала. Как-то алчно глянула на мою тарелку.
– Будешь?
– С удовольствием. – И потянула тарелку к себе.
– Луиш, сделай нам, пожалуй, еще пару… нет, еще четыре тоста. Э-э… каждому. Тетушка очень проголодалась.
И вот мы сидим над горой тостов – вкуснейших, горячих, хорошо прожаренных – и запиваем все это дело темным пивом.
– Что ты хотел от меня, Руди? Что за «дело» такое?
И опять такая интонация интересная, в которой и брезгливость некоторая, и любопытство, и даже какая-то ностальгия. А может, мне показалось.
Я сунул ей под нос изрядно уже помятую газетенку.
– На, прочти. Хотя тут на португальском… Сам расскажу.
Я быстро обрисовал ей картинку, как ее увидел. Жалкий человечек – пустой, пьянь или наркоша, скорее, все-таки, обкуренный – однажды решил отобрать деньги у таксиста. Это легко, старик неуклюжий, покажи ему нож – сам все отдаст. Получилось. Потом опять. Бабло быстро кончается. Понравилось, стал выходить на разбой каждый день. Все нападения так или иначе привязаны к Параизу, райончику крайне бедному, депрессивному, многие там живут без нормальной работы, одними своими огородиками, а многие вообще уже там не живут, стоят пустые дома со слепыми, заколоченными фанерой окнами. Утырок то нападал здесь, то выезжал отсюда, то просил довезти до этих краев. Потом попал на молодого. Тот в драку. Убил его. Может, и не хотел, но так получилось. Испугался, убежал. Денег не взял. А надо на новую дозу.
– Ты хочешь сказать, что сегодня он обязательно выйдет. Я поняла. Но тебе-то что? Или ты всерьез решил вершить правосудие на этом острове? Граф Монте-Кристо! Пусть его полиция ловит.
– Пусть ловит… Она пока поймает, эта гнида еще кого-нибудь зарежет. Страшно только в первый раз. А если он Педру, например, убьет? Педру, который тебя вином угощал, помнишь? Я вот тебе про него расскажу. Ему без малого семьдесят, а он все таскается туда-сюда на своем такси. А знаешь, почему? Сорок лет назад он вместе с мужьями своих сестер – как это называется, шурин? А, нет, зять, кажется. Так вот, он со своими зятьями уехал на заработки в Южную Африку. Тогда все уезжали. Но лет через шесть вернулся. Он вернулся, а зятья – нет, там остались. Рыба ищет, где глубже, а человечки, сама знаешь, где больше дают. А у Педру пять сестер, и у всех дети, у него семь племянников и пять племянниц, и их надо было кормить, одевать, в люди выводить. А мужик один – он, Педру. Вот он и начал пахать на все свое бабье царство. Теперь-то все уже не только выросли, но и своих детей завели, а Педру остановиться не может и вот так каждый день на своей машине колесит по острову. Зато, знаешь, вот сейчас, после Нового года, начнутся семейные обеды – это когда вся родня, включая третью, четвертую и седьмую воду на киселе, собирается в ресторане. Тогда за его стол сядут человек двадцать пять – сестры, племянники, их жены, дети, племянницы, все-все. Они будут есть, пить, показывать друг другу фотографии младенцев и стариков на своих смартфонах, громко галдеть на весь ресторан так, что рядом находиться будет невозможно, и просто радоваться жизни… Нет, Агнесс, я не завидую, но, по-моему, это здорово.