Он брык с катушек, как у одного писателя: «Лежит, скучает».
Ножичек я подобрал аккуратно за лезвие салфеточкой, в пакетик целлофановый сунул. Это штукенция важная, вещдок. Клиента связал тросиком фирменным стилем и в багажник загрузил. Ну, еще шею ему какой-то ветошью из хозяйских запасов замотал, чтоб машину кровью не угваздал.
Возвращаюсь за своей подругой, думал, она там у калитки стоит, а подъезжаю – нет ее. Я посигналил. Тут в домике отрывается дверь, оттуда выглядывает тетка в фартуке и рукой мне машет, кричит:
– Заходите, заходите, сеньора вас ждет!
Что еще за хоровод? Захожу. В зале, где наверняка собираются только на Рождество, за столом все семейство, человек пять, во главе стола Агнесс с толстым фотоальбомом в руках, рядом бабулька сморщенная примостилась, что-то ей там показывает и, судя по всему, рассказывает всю фамильную историю. Тетка в фартуке мне улыбается:
– Слава богу, вы приехали! Сеньора была так расстроена! Подумать только, вышла прогуляться из гостиницы и заблудилась! Хорошо, что вы оставили ей свой номер телефона.
– Да, – говорю, – эта сеньора крайне рассеянна. Вчера она ухитрилась потеряться внутри отеля, забыла номер своей комнаты, плача, бродила по пустым коридорам, пока не забрела в прачечную. Там моя дочь работает, она ее спасла, отвела к стойке администратора.
Агнесс поднялась из-за стола, начался обряд прощания – объятия, пожимание рук, прикладывание щечки к щечке, все наперебой что-то втолковывают ей, хозяева улыбаются, я улыбаюсь, она улыбается так, будто после многолетней разлуки встретила своих родных. Наконец мне удалось заполучить ее, я стал подталкивать свою напарницу к выходу, шипя сквозь улыбку, что не худо бы побыстрее, но она два раза уворачивалась и вновь кидалась в раскрытые объятия семейства.
– Такие отзывчивые люди, я хочу отблагодарить их.
Она полезла в свою сумочку.
– Много не давай, не больше двадцатки. Не надо смущать невинные души, а то они начнут бездельничать, предаваться пьянству, пороку, распутству и сами не заметят, как закончат свою загубленную жизнь на панели.
Двадцать евро быстро перекочевали из холеных пальцев Агнесс в натруженную, перевитую венами лапку старушки с фотоальбомом, и мы отчалили.
Уже сидя в машине, она спросила:
– Ну, получилось?
– Груз в багажнике.
– А что теперь?
И правда, что теперь? Не повезешь же его прямиком в полицию. Заходишь в отделение, а там как раз Алипиу дежурит, и ты так небрежно ему: «Привет, Алипиу, как дела, как жизнь? Да, я тут тебе привез убийцу, возьми в машине, в багажнике». А он спокойно: «Само собой, сейчас вот статейку в газете дочитаю и схожу заберу. Ты ведь не торопишься?»
– Надо бы его где-то поближе к полиции сгрузить. Потом тебя отвезу.
За квартал от отделения, там, где потемнее, у заброшки, у старого дома с провалившейся крышей, еще каменного, а не как нынешние из бетона, я остановил машину и открыл багажник. Клиент зашевелился, тросик на горле стал затягиваться, утырок захрипел, я еще раз двинул ему в висок, чтоб затих, потом сгрузил его в узкий проулок. Пакет с ножом сунул ему за пазуху. Отогнал машину подальше и снова остановился.
– Агнесс, дай мне свой телефон.
– Зачем?
– В полицию позвоню. Я быстро, они не отслеживают. Да и у тебя номер иностранный. И платочек свой тоже дай.
Взяв ее мобильник, я прикрыл микрофон розовым платочком, двумя пальцами слегка сжал себе горло там, где связки, и вполне натуральным женским голосом сказал в трубку:
– Полиция? В переулке Девушки Сюзет возле заброшенного дома вас ждет убийца таксиста… Нет, не шутка, пройдите десяток метров, не поленитесь… Кто говорит, кто говорит… сестра Ирма говорит. – И дал отбой.
Когда таксисты вернулись из столицы, у нас на площади чуть ли не митинг случился. Педру с горящими глазами, размахивая руками, рассказывал:
– Представляете, едем мы сначала по набережной, потом на авениду сворачиваем, медленно так едем, всю проезжую часть занимаем, сигналим, полиция на перекрестках остальным машинам дорогу перегораживает, все честь по чести, солидно. И вот доезжают первые из наших до президентской резиденции, и тут на́ тебе – впереди дорогу перегораживает полицейский фургон с громкоговорителем и начинает орать: «Внимание! Просим остановить все машины!» Ну все, думаю, приехали, дальше не пропустят, конец нашему маршу протеста. А громкоговоритель орет: «Внимание! Просим тишины! Сейчас к вам обратится господин президент автономии!» И так раз пять подряд, пока все машины сигналить не перестали. Из-за фургона выезжает открытый автомобиль, а в нем стоит наш президент!