– Понимаешь, Маугли – он маленький и голый, но умеет побеждать всех, и не важно, клыки там у них, когти, зубы. Главное – башка. Маугли выше зверья джунглей. И мой Люсьен тоже.
Не в смысле маленький и голый. А в смысле всех крошит одной левой и с одного взгляда зрит истину.
Безусловно, Люсьен-Маугли был слепком с самого Энди. Не клон, не близнец, а скорее как античная статуя или придворный портрет вельможи. Он показывал какую-то часть оригинала, щедро дополняя его всяческими прикрасами. Он был тем, чем Энди хотел бы быть, и имел то, чего Энди не хватало – бесконечный калейдоскоп риска, успех, длинноногие полногрудые фемины с IQ 181, яхты, суперские тачки, блестящие пистолетики. Могу сказать абсолютно убежденно: любой писатель – признанный или нет, не важно – грешит тем, что пишет про самого себя. Всегда. Писатели – талантливые шизофреники с синдромом множественной личности. Или множества личностей. Вот они и раздают эти личности своим героям. Одному – свои победы, другому – свои фобии и опасения, третьему – несбывшиеся мечты и скрытые пороки. Вот таким он мог бы стать, если бы… А этим не стал бы ни за что, даже если бы… Множество личностей, множество вариантов движения вперед, множество вселенных.
Если честно, детективы Энди обладали всеми пороками, какие он вешал на других ныне здравствующих собратьев по перу: и сюжет иной раз распадался на куски, и персонажи порой были не прорисованы, оставались картонными болванчиками. То слишком много деталей и действие задыхается, стопорится бесконечными описаниями мелочей не по делу, то, наоборот, фон событий задан схематично, смазано. А то вдруг по-настоящему классный кусок, динамика, герои, антураж – все четенько, как любил выражаться Энди.
Я как-то попробовала высказать свои замечания, дескать, вот тут бы добавить, может, описание природы или города, а то твой Люсьен мчится как по трубе в аквапарке, летит в пустоте и темноте. И враз получила лопатой по балде:
– Это не твое дело. Это мой рассказ, и все, что я считаю нужным сказать, я сказал. Если тебе непонятно, то это твоя проблема, я не собираюсь подстраиваться под каждого. Здесь важно действие, и описывать природу на пяти страницах я не собираюсь, я не Стендаль и не Толстой. Я просил тебя только откорректировать текст, а не отредактировать. Мне это не нужно. Я взял кубики и собрал пирамидку, а ты приходишь и начинаешь мои кубики переставлять: «Надо не так, надо вот так…» Если такая умная, возьми СВОИ кубики и сама строй СВОЮ пирамидку. Понятно? И так далее, и так далее…
Все, я поняла, умолкаю, мой повелитель. Теперь я только ставлю или убираю запятые, делю слишком длинные предложения на два покороче, исправляю рядом стоящие «он-он», «пришел-шел-ушел» и всякое такое. В сюжет не вмешиваюсь. На святое не замахиваюсь. И у нас мир, тишь, благодать.
Каждую последнюю субботу месяца мы ужинаем втроем: Энди, его мама и я. В «Балканских специалитетах». Как и в первый раз, заказываем колбаски и «рислинг». Как и в первый раз, счет мы с Энди оплачиваем пополам. Это традиция.
Я обрастаю традициями, они наворачиваются на меня коконом, оплетают. Плетут вокруг меня сеть новой реальности. Центр этой реальности – Энди, он торчит посреди нее как майское дерево посреди поля, я вожу свои хороводы вокруг него бесконечно, круг за кругом. Быстренько в два движения отпарить Эндины брюки в четверг перед выходом на работу – традиция. Кофе в нагретой чашке в постель субботним утром – традиция. Делать вид на работе, что мы едва знакомы, зачем отнимать у прочих училок надежду – традиция.
Теперь я знаю о нем гораздо больше, чем в начале наших отношений. Разговоры за колбасно-«рислинговым» столом приподняли завесу тайны над вечерами вторников и четвергов. Энди ходит в фитнес-клуб жирок сгонять. Ну зачем же я так неуважительно, грубо практически? Он поддерживает фигуру. Это мамино выражение. Мама и сама посещает занятия йогой.
– Спорт очень важен для жизни, он дает заряд бодрости, мы просто обязаны двигаться. Жаль, что ты, Бригитта, ничем не занимаешься. Неужели не можешь выкроить время? – Вот уже меня воспитывает чужая мама.
Собственной не удалось придать своему творению законченную форму, так чужая аккуратно топориком подтешет.
Фитнес – бр-р! Зал, полный «девочек» пред– и постпенсионного возраста разной степени разъетости и тощих плоскозадых теток для контраста. И мы все вместе пляшем танец живота, постоянно путая направление движения, наступая друг другу на ноги и тыча растопыренными пальцами в глаза. Ну, по крайней мере, я обязательно все перепутаю и буду размахивать руками, как ополоумевшая мельница. Нет уж. Я лучше останусь одна дома и попляшу перед монитором компа, не надо мне сомнительного удовольствия групповух.