Хозяйка вручила мне ключи, прокудахтала, что и где находится в округе. Я ее не особо слушала – зачем, завтра сама все увижу. Потом она ушла, а я стала, как кошка, обходить по периметру свое временное пристанище.
На кухне обнаружилась бутылка красного вина, четыре небольших кругляша белого хлеба, вкусного даже на вид, и тарелка с колбасно-сырной нарезкой. Приятно, когда тебя так встречают. Не просто формально – вот вам ключ, вот вам холодильник, дальше сами, – а как гостя. Кофе был, правда, только растворимый, и сахар в маленьких пакетиках, как в кафе.
Я открыла бутылку вина, наполнила большой бокал на длинной ножке, сразу по верхнюю рисочку, чтобы потом не доливать, сгребла колбасу и хлеб и вылезла на террасу. Включать здесь свет было ни к чему, хватало того, что падало из комнаты. Не слишком яркий, приглушенный, оглушенный необъятной ночью свет дотягивался лишь до перил террасы, дальше высовывать нос не рисковал. Еще бы – за невысокой деревянной оградкой не было ничего. Мира не существовало. Был только клубящийся мрак, полный неясных шорохов и незнакомых запахов. Так бывает в лесу. Буду думать, что плыву над таинственным чернолесьем.
Я сидела там долго, слушая сложную мелодию ночной тишины, попивая сухое, самую чуточку сладковатое, с растворенным в нем солнцем вино и отламывая хрустящую корку хлеба. Потом пошла спать. Штору я задергивать не стала. Пусть, когда я проснусь, будет ослепительный день.
Бунт Алисы
Солнце сверкало так, будто пыталось прожечь мне веки. Я заворочалась в ворохе подушек и покрывал, пытаясь зарыться поглубже, спрятаться от всепроникающего света. Но тут же подумала: «Какого черта? У тебя только один день. Вставай, Алиса, тебя ждут великие дела!» И отверзла очи.
Из кровати я видела только небо – безбрежную голубизну, едва тронутую полупрозрачными облачками. В самой середине залитого голубым «экрана» торчало непонятное сооружение – высокое, черное против солнца. То ли пожарная каланча, то ли какой недострой. Скорей же на террасу!
Я окинула взглядом принадлежавший мне пейзаж и обалдела. Гора уходила вниз неспешно, некруто, и прямо подо мной был бассейн. Большой пятидесятиметровый бассейн олимпийского формата. Та хреновина, что пробудила мое любопытство, оказалась вышкой на дальнем конце этого самого бассейна. Высоченной, метров десять или двенадцать, с тремя площадками для прыжков в воду. Только никакой воды в чаше бассейна не было. Ни капли. Это был мертвый, заброшенный уже давно, не первый год, бассейн. Тумбочки для ныряния обросли кустами, а из кафельного выщербленного пола местами торчат деревца с меня ростом. Вот это да! А на сайте про эту заброшку ничего сказано не было. Ай-ай-ай…
Бригитта во мне сразу возмутилась и уже потянулась к телефону, чтобы высказать свое недовольство хозяйке: «Об этом же предупреждать надо, что вид будет хоть и в сторону океана, но вы его не увидите, зато будете любоваться развалинами неисторического прошлого!» Но Алиса тормознула ее: «Да брось ты, прикольно же, пошли позырим, че там. Часто ты по заброшенным бассейнам ползаешь?» Я натянула свои суперские джинсы с ирисами, ядерно-розовую майку, бейсболку, тенниски и, главное, очки и отчалила в свою первую экспедицию.
Я обползала и обфотографировала его весь. Я спускалась вниз в душевые и раздевалки, на заднице сползла в чашу, а потом с мелкоты на четвереньках по полукруглому спуску – на глубину. Для давней заброшки здесь было на удивление чисто. Да, борта были расписаны картинками – пловцами в ластах, рыбами, спрутами и нечитаемыми руноподобными граффити, – на дне валялись выпавшие откуда-то кирпичи, была покоцана плитка, валялся древесный мусор, но никаких битых бутылок, банок из-под пива и, извиняюсь, следов человеческой жизнедеятельности. Культурная такая заброшка. Но очень грустная.
Как-то на просторах «Ютьюба» попался мне документально-фантастический фильм «Сколько-то там лет после людей». Вот человечества уже нет, и всякая хурда человечья, родимые пятна цивилизации – дома, машины, корабли – потихоньку разрушаются. Сами собой. Природа неспешно съедает их, облизывает, откусывает, пробует и заглатывает. Вот здесь как раз так. Кусты и деревья постепенно ломают и пожирают этот бассейн. Лягушатник, где когда-то плескалась малышня, собрал лужу дождевой воды, в ней, едва шевеля хвостами, плавают тритоны среди тонких волосин водорослей. Какие-то мелкие птички возмущенно чирикают на меня из зарослей, что частой сетью оплели каменные скамейки: «Не нарушай наш покой! Прочь! Твое время истекло!»