Уже за полночь, дискотека не кончается, а я чего-то подустала. И напитки уже в меня не лезут, из ушей скоро польются. И равновесие утратилось частично. Чувствую, пора принять горизонталь.
Та-а-ак, а как до дома-то добраться? По тропе я на гору не влезу, да, пожалуй, в темноте и не найду, где она начинается. Пешком по шоссе шкандыбать не хочу. Пойду на стоянку такси, пусть довезут меня, болезную, до кроватки.
Но сначала на бережке у океана посидеть. Вот тут, прямо на камешках. Или даже полежать. Хорошо как… Рядышком волны шепеляво шепчут что-то. Дальше обрыв, чернота, там ничего нет. По черному «ничему» вдали ползет какой-то светящийся краб – наверное, корабль заблудился в пустоте. Над головой тоже черно. И, подслеповато помаргивая, качаются звезды. Толстые, разъевшиеся, масляно посверкивают. Укачивают меня. У, набралась ты, подруга, смотри не усни тут! Начнется прилив, слизнет соленым языком тихонечко – очнешься посреди океана в компании медуз. Пора отползать в сторону дома.
Я притащилась на площадь у главной церкви. Там стоянка такси. Целый день здесь гужевались возле своих желтых машин таксисты, зазывали туристов прокатиться, предлагая им все блага мира, низкие цены и экскурсионные туры в любую точку острова с посещением смотровых площадок. Сейчас ни одной машины не было. Площадь пуста. И что делать?.. Ладно, погуляю пока, мозги проветрю. Таксисты тоже, наверное, на дискотеке сидят. Вот закончится – может, приедут.
Я пошла и вышла к другой церковке, маленькой. Была открыта безымянная забегаловка. Счастье. Уселась с чашкой эспрессо. Они тут говорят «бика», я уже выучила: «Ума бика, пор фавор». Скукожилась под фонарем, в кондицию прихожу.
Вдруг треск мотоциклетный. Выруливает сюда парень на мотоцикле, и – прямо мимо моего столика, чуть ногу мне не отдавил. Поворачивает в проулок между забегаловкой и соседним домом, тормозит, обдав меня бензиновым перегаром. Байк такой красивый, стройный. Сразу видно, что самец – «BMW», красавчик. И парень такой ничего. Невысокий, но подтянутый. Куртку кожаную скинул. Бицепсы под рукавами футболки рельефные, хоть и не здоровенные, как у культуристов, протеинами накачанных. И живот не выпирает. На башке шлем, что под ним – не видать.
Что-то я тут на мужиков засматриваться стала. У тех бороды, понимаешь, только что из барбершопа, у этого брюха нет, достижение великое. Вот когда я с Энди по улице иду, я вообще никаких мужиков кругом не вижу.
Энди? Кто это – Энди? Не знаю, не помню, уберись от меня.
Парень шлем снял, к коню своему его приторочил и ко мне повернулся. Да это и не парень вовсе. Это тот дедок лысый, который газеты читал, пока остальные пенсионеры бочонками лото забавлялись. Ну, не дедок на самом деле. Мужик лет так пятидесяти с гаком, ну, может, шестидесяти – темновато тут, не определишь. Скорее, папаша, если с моей колокольни смотреть, а не дедок. Он так пристально на меня посмотрел и кивнул. Мне. А больше некому, я одна на улице сижу. Там, в зале, у стойки еще человека три стоят, вечный футбол по телику смотрят, базарят вполголоса. А на улице только я. Значит, кивнул мне. Узнал, что ли? Ну и я ему ручкой так слегка, приветственно.
Он в забегаловку зашел, побалакал там по-быстрому и вышел с двумя мальками пива. И ко мне подсел.
– Не против, если я присяду, фройляйн?
Даже то, что я немка, знает. Откуда? По-немецки у него чисто выходит. Но какой-то акцент все-таки есть. Так пани Тереза говорит. Вот у Энди никакого акцента, он же с детства в Германии, а у мамаши его остался…
Брысь, брысь оба от меня!
Может, и этот мужик поляк? Хотя с виду чистокровный португалец. Вон темный какой. Или это загар перманентный?
– Пожалуйста.
– Пива не желаете? – протягивает он мне один малек.
Я уже чего только сегодня не пила. Вот пива и не пила.
– Давайте.
Пиво оказалось пустое. Но холодное, и это его скрашивало.
– Меня зовут Гонзу. А вас, фройляйн?
Ну, понеслась! Ля-ля-ля, фа-фа-фа, пули в уши одинокой туристке будем заливать. Хотя почему бы и нет. Такси разъехались, домой я не попадаю, хмель из меня выветрился частично – чего бы и не поболтать. Веселее, чем одной тут сидеть.
– Алиса. Меня зовут Алиса.
Болтали мы долго. Пузырьков пива опрокинули немало, и как-то получилось, что я больше. Гонзу рассказывал мне байки из своей жизни. Что он здесь, на этом острове, родился и вырос. Ходил матросом на чартере в Гамбург – отсюда немецкий, – ловил рыбу в Панаме и Калифорнии. И однажды его зацепило тралом и поволокло на глубину. Как страшно давило голову и жгло в груди, пока он резал ножом – хорошо, что нож всегда носил на поясе – сеть, спутавшую ему ноги. Как вынырнул из глубины, уже фактически задохнувшись, как, хвала богам, его сразу вытащили на палубу, выкашливающего из легких соленую воду, подкрашенную кровью. Его все поздравляли, даже кэп, ведь, считай, он заново родился, и напоследок оштрафовали на стоимость ремонта изрезанного им трала.