Анна вышла часа через три – осунувшаяся, с бледным до прозелени лицом. Он протянул руку мимо уснувшего водителя, нажал на клаксон. Она встрепенулась, завертела головой, увидела машину, перешла через дорогу. Он вылез, открыл ей заднюю дверь и сам сел рядом.
– Ну?
Она сжала его запястье.
– Это не он.
– Поедем? – зевнув, спросил таксист.
– Давай в порт.
Машина тронулась.
Тико сбежал
– Ты сказал, лучший способ спрятать – это похоронить. Я похоронила его. Теперь они не будут его искать. Наверное.
Они сидели в какой-то забегаловке возле порта, пили кофе из маленьких чашечек. Анна выглядела безучастной, говорила без выражения, без эмоций, будто читала вслух скучную книгу.
– Там, в «Пештане», я, конечно, сразу решила, что это Сашка, что рыжая мразь добралась до него. Вытащил его на крышу или на балкон и столкнул. Три этажа, внизу камень – достаточно, чтобы убиться. Или сначала убил, а потом сбросил. Для достоверности – несчастный случай, всего и делов. Но я сразу поняла, что это не он. Лицо было разбито, но у Сашки вот здесь, – она провела пальцем чуть выше запястья левой руки, – родимое пятно. А у того его нет.
– А что ты сказала полицейским?
Она расстегнула внутренний карман ветровки, достала ламинированную карту.
– Видишь? Анна Ирма Бьернфут. Шведка. Это я. Это реальная личность, у нее есть страховка, банковский счет, номер телефона. А еще есть муж – Олаф Бьернфут. Тоже вполне себе реальный.
– Кража личности?
– Не совсем. Скорее, создание. Сашка увлекается этим. В каждой стране, куда его заносит, создает себе такую. Ну и мне заодно. Он в Португалию приехал как Олаф и мне велел лететь через Стокгольм, превратиться в Ирму. И я опознала этого несчастного парня как своего мужа Олафа. Если они свяжутся со шведами, те подтвердят, что да, есть такая пара. Муж вылетел в Португалию, а потом и жена. И эта контора, которая гоняется за Сашкой, тоже получит такие сведения.
– Ты хочешь сказать, твой братец выстроил такую комбинацию? Привел тебя сюда, чтобы ты опознала чужого покойника? Он что, сам его убил? Вы заранее договорились?
Руди готов был взорваться. Она использовала его! А может, собиралась и подставить. Наверняка уже подставила. Если парня спихнули с крыши, то почему это не мог сделать ее брат? Если он вообще брат. Руди же поверил ей на слово, пенсионер-маразматик! Что она сказала полиции? Что видела рядом с «мужем» лысого мужика? Что тот угрожал им?
Нет, стоп. Продышаться и собраться с мыслями.
Есть кто-то третий. Тот рыжий. Он же видел его в музее. А почему третий? Может быть, второй? Может, это и есть ее брат, или кто он там?
Лучший способ спрятать – это похоронить. Как она вздрогнула, когда он сказал это. Ткнул случайно, а она решила, что он догадался?
А эта ее фобия? Разыграла, чтобы старый придурок ее пожалел. Сейчас-то вон сидит спокойно, не трясется, таблетки пригоршнями в рот не сыплет.
Переспала, чтобы привязать покрепче. И вот лысый осел готов на все: помогать, носиться по карте из угла в угол, спасать ее братца и ее саму от придуманного киллера. А потом, счастливый, вернется домой, а там уже приятели из полиции. И инспектор Алипиу разводит своими медвежьими лапами: «Извини, Гонзу, бумага на тебя, ордерок на арест. Ты вроде какого-то шведа грохнул».
Бросить ее. Вот прямо сейчас встать и уйти. Нанять катер и свалить домой.
– Да нет же! Я не знаю, как это получилось. Я не знаю, что это за парень. И я не знаю, где Сашка. Правда. Он не убийца.
«Если она сейчас заплачет, я точно уйду, – в этом он не сомневался. – Бабскими соплями меня не проймешь. Это будет перебор, плохо сыгранный этюд».
Но она не заплакала. Ее взгляд, направленный в широкое окно забегаловки, вдруг застыл. Схватив меню, она резко подняла его вверх, закрыв лицо бумажным щитом.
– Персик! Там, на улице! Не оборачивайся!
Но он обернулся. Прямо за стеклом стоял тот самый рыжий, что гнался за ними по подземелью в Гимарайнше. Холодные прозрачные глаза, совершенно спокойные. И там, в этой ледяной глубине – смерть. Его смерть. Застывшее на стальном столе мертвецкой тело, с которого шелухой слетели имена Гонзу, Рики, Руди – все, сколько их было в его жизни. Голое тело, пустой никчемный сосуд. Безымянный. Это длилось бесконечное мгновение, а потом рыжий отвернулся и, пройдя мимо входной двери, исчез за углом.
Он не может быть ее сообщником. У таких не бывает сообщников.
– Он ушел, можешь вылезать из засады.
Анна опустила меню.
– Он нас видел?
– Да.
– Что нам делать?