Джези. Верно. А теперь говорю и думаю иначе. Вам прекрасно известно, что французы выдавали немцам намного больше евреев, чем требовали нацисты. А в Польше за укрывание евреев карали смертью. В Кракове есть один захудалый, бедный, когда-то еврейский район, называется Казимеж, Старый Казимеж, в честь короля Казимежа, или Казимира, Великого, который пригласил евреев в Польшу. Во время Холокоста почти все там были убиты, но сохранились библиотеки, тысячи древнееврейских книг — сокровища еврейской культуры! — документальные свидетельства блестящей еврейской философии и юмора, который потом был перенесен в Голливуд. Свидетельства колоссального вклада еврейской культуры в европейскую. Этот район и эти бесценные сокровища необходимо спасать. Но тут-то и заковыка: ведь вы, мадам, ненавидите поляков.
Б. Дж. (все более агрессивно, словно в трансе). Да, ненавижу, ненавижу это примитивное племя, они насиловали еврейских детей, а потом их убивали или выдавали немцам, они сгоняли женщин, детей и мужчин в овин, а затем его поджигали и с радостью слушали, как эти несчастные умоляют подарить им жизнь или хотя бы быструю смерть.
Джези слушает вроде бы внимательно, но вдруг незаметно подмигивает Маше.
Дьявол, думает Маша, он — дьявол.
Б. Дж. (с яростью). Ненавижу тех, кто устраивал погромы и выдавал своих друзей и соседей. Усердные помощники палачей…
И внезапно умолкает, словно пробудившись от гипноза. Преодолевая смущение, уже совсем другим тоном, добавляет:
Б. Дж. Господи, да что это со мной? Я вовсе так не думаю, я никогда в жизни ничего подобного не говорила. Не понимаю, простите, я… разумеется, я готова поддержать этот фонд.
Макс вдруг разражается смехом. Все смотрят на него с неприязнью.
Малоприятное занятие (день, интерьер)
Аудитория в Йельском университете. Джези и десятка два студентов, преимущественно девушки. Потрепанные джинсы и настоящий жемчуг. Застиранные майки и — неожиданно — золотой «Ролекс».
— Хотите быть писателями, — говорит Джези. — Ну что ж. Занятие малоприятное, не только для вас, но и, частенько, для тех, кто вас читает. Вырывая у себя сердце и внутренности, не рассчитывайте на сочувствие: скорее всего, вас поднимут на смех. А если ненароком зацепите за живое, вас захотят купить, и это станет началом конца. Вам подсунут хирограф[39]. Дьявол нынче сидит себе за столом и скупает души, чтобы потом выгодно их продать. Наше единственное оружие — слово. Помните: в начале было слово. Слово — прекрасная штука. У него есть запах, цвет и вкус. Оно не лжет, даже если пишущий вознамерился лгать. У слова Пруста вкус не такой, как у слова Толстого, и не такой, как у холодного, будто лед, слова Кафки. Один писатель по фамилии Бабель сказал, что может написать рассказ о стирке белья, который будет звучать как проза Юлия Цезаря.
Джези умолкает. Долгая пауза. Густая тишина. Студенты вопросительно переглядываются, а Джези усмехается.
— Хватит, пожалуй, тут можно поставить точку. Исаак Бабель, гениальный русский писатель еврейского происхождения, убитый по приказу Сталина, знал ее силу. Он написал, что «никакое железо не может войти в человеческое сердце так леденяще, как точка, поставленная вовремя». Почувствовали? Я ставлю точку. Конец лекции.
Студенты окружают его, просят автограф. Среди них Дэниел, молодой журналист, знакомый нам по сцене в «Russian Tea Room». Он стоит в очереди; а вот и подсовывает для подписи «Ступени». Джези механически подписывает.
— Превосходная книга, не уверен, что вы меня помните… — начинает Дэниел.
— Ну конечно. Прекрасно помню. А почему я должен вас помнить?
— «Russian Tea Room»… вы были там с Джоди, я к вам подсел.
— А да, писатель и журналист, я читал вашу книжку, очень интересно.
— Какую книжку?
— Откуда мне знать, и вообще, никогда не задавайте такие вопросы. Я думал, вы серьезный человек. Извините, мне надо работать.
Продолжает подписывать, но Дэниел ждет. Когда студенты расходятся, садится на стул рядом с Джези.
— Джоди теперь со мной.
— Поздравляю. — Джези только сейчас внимательно на него посмотрел. — Чудесная женщина, что у нее слышно?
— Все в порядке, мы хотим о вас написать.
— Мы? То есть кто? Вы и Джоди?
— Нет. Джоди отказалась. Нас двое, оба мужчины.
— Жаль, женщины старательнее.
— Мы тоже стараемся, обещаю, это будет большая статья. Вероятно, cover story.
— Для кого?