— Не размахивай так руками, брат, — хлопнул Джези по плечу старый седой негр, сидевший на барном стуле рядом. — Чуть мой дринк не пролил.
Джези вздрогнул.
— Ну ты молодец. На сорок долларов, — похвалил его бармен.
Игра в прятки (интерьер, вечер)
Джези у себя в мастерской. Собирается принять ванну. Ванна, вода, пена. Звонок домофона.
Джези. Кто там?
Маша. Я.
Джези. Чего надо?
Маша. Впусти меня.
Джези. Нет.
Кладет трубку. Через минуту снова звонок — мучительно долгий; понятно уже, что не отвяжется. В конце концов Джези берет трубку.
Джези. Ты?
Маша. Я.
Джези. Катись!
Вешает трубку, залезает в ванну. Через минуту — стук в дверь. В дверь квартиры.
Джези. Shit.
Стук не прекращается, и он вылезает из ванны, вытирается, натягивает штаны и, подумав, с улыбкой надевает на голое тело пиджак, подарок Клауса. Открывает. Входит пьяная Маша с наполовину опорожненной бутылкой виски. Выглядит она ужасно. Бутылку держит так, что виски льется на пол. Джези отнимает у нее то, что осталось. Ставит бутылку на стол.
Маша. Сволочи. Фашисты.
Джези. Кто тебя впустил в подъезд?
Маша. Какая разница, это подло. Свиньи!
Берет бутылку, отпивает глоток.
Маша. Я знаю, как ты себя чувствуешь.
Джези. Ну так расскажи мне. Кельвин Кляйн?
Маша. Что?
Джези. Джинсы.
Маша. Им никто не поверит.
Джези. Уже поверили… люди верят, хотят верить.
Наливает ей и себе виски. Бросает лед.
Джези. Выпей и уходи. Я что, должен тебя пожалеть?
Маша (пьет и плачет). Бедненький…
Джези. Жалеешь, значит… мне только жалости не хватает.
Маша. Бедненький ты мой. И за что же судьба с тобой так?
Джези. Какая судьба? Что ты несешь? Пара завистливых подонков. Катись ты со своей русской судьбой…
Маша показывает на пиджак.
Джези. Это подарок твоего мужа. Женщина, иди уже домой. Я занят, работаю, думаю, куда бы спрятаться. О’кей?
Маша (раздевается). Спрячься во мне, тебя не найдут, ты будешь в безопасности.
Джези. Возвращайся домой, бедная больная глупая русская женщина.
Маша (бьет его по лицу раз и еще раз). Иди ко мне, дурак, сукин сын. Ты меня погубил. (Толкает Джези на диван, возится с его брюками.) Давай, еврейская сволочь, покажи, на что ты способен.
Снова его бьет. Джези уступает. Начинается секс — дикий, грубый, заканчивающийся одновременным оргазмом.
В порнокинотеатре 2
Зажигается свет. Ряд инвалидных колясок. В них старые женщины; некоторые дремлют, другие сидят, вперившись неподвижным взглядом в экран, теперь уже пустой. В одной коляске Маша, рядом Джоди, держит ее за руку. Они только что увидели в исполнении Ирины и Билла импровизацию на тему последнего визита Маши в мастерскую Джези. Джоди внимательно наблюдает за Машей, но Машино лицо не выражает никаких чувств. Кроме них в зале, как и в предыдущей сцене в кинотеатре, пара бездомных, несколько японцев-статистов — явно разочарованных: на экране было слишком мало связывания и наручников. Чернокожие женщины из службы социальной опеки на мгновение умолкают, а затем возвращаются к кока-коле и попкорну. Дети устали. Кое-кто спит, остальные пытаются играть, но уже вяло. Одинокий эротоман нехотя застегивает ширинку.
Режиссер останавливает камеру; он тоже недоволен.
— Повторим эту сцену завтра.
Что-то обсуждает с оператором.
Полька-уборщица, та самая, которая вытирала пыль в мастерской у Джези, начинает подметать пол. В сторону вестибюля, где приготовлен фуршет, потянулись персонажи этого повествования: Отец, Мать, Стивен, ксендз, немецкие жандармы и прочие. На секунду мелькнуло лицо Клауса Вернера. У Маши плотно сжаты губы. Джоди поправляет плед у нее на коленях.
— Я принесу тебе яблочный сок. Полезно для желудка.
Скрывается в вестибюле.
— Заберите ее от меня, — шепчет Маша чернокожим женщинам. — Умоляю, спасите. Она меня похитила. Вцепилась, ни жить не дает, ни умереть. — Увидев возвращающуюся Джоди с пластиковым стаканчиком в руке, умолкает.
— Держи, дорогая, — говорит Джоди. — Пей, чтоб не было обезвоживания.