— Только мы, четыре избранных, не должны были знать мужчины — мы обречены были Лину Бакабу! — воскликнула Бириас, — и ты пришел к нам, супруг наш!..
Пьер слушал эти рассказы наивной, но прекрасной, юной и в то же время древней женщины, и гнев, отвращенье и ужас темнили глаза его.
— Ты веришь, — спросил он однажды Бириас, когда они были одни, — что я Лину Бакаб, сын Паруты…
Вместо ответа она поверглась ниц и облобызала его ноги.
— Ты любишь меня? — спросил Пьер.
— Я возьму нож, — прошептала Бириас, — а ты пронзи мою грудь и острым концом долго ищи мое сердце! Я буду и тогда любить тебя и целовать твою кровавую руку, пока сердце не истечет кровью.
— А если я уйду отсюда, не дав искупленья, ты пойдешь со мной?
Бириас побледнела и, пугливо озираясь вокруг, молчала. Пьер видел, как дрожало мелкой дрожью все ее тело. Но вот она приблизила уста к его уху и прошептала, вспыхивая страстью:
— Лину Бакаб, я умру с тобой вместе, и мы улетим обнявшись, к отцу твоему Паруте.
— Нет, — сказал Пьер, — мы оба, живые, уйдем отсюда, если ты захочешь помочь мне. Я могу бросать огненные молнии и убивать людей. Отец мой, Парута, не хочет, чтоб я был снова пригвожден ко кресту. Он сказал мне.
— Но ты — белый, — возражала Бириас, — а священные надписи говорят, что сын Паруты с белой, как снег, кожей придет, став человеком, будет мучим за грехи мира, распят и воскреснет… Так говорит бог, и ты не будешь богом опять, если не исполнишь завета…
— Бириас, — проговорил Пьер, — я люблю тебя, как мужчина любит женщину, и с тех пор, как узнал тебя, не хочу быть богом. Мы бежим с тобой в далекие страны, и пока не умру я, ты будешь моей женой…
Пьер замолчал, видя, как напряженно работает мысль Бириас и какая борьба ураганом кипит в груди ее. Но вот словно похудело лицо ее, став одухотворенным, и большие глаза взглянули на него особым кротким и чистым взглядом женщины, когда она отдает всю свою душу. Она еще не сказала, но Пьер прочел ответ на ее лице, не умевшем лгать, как чистосердечно лгут лица европейских женщин.
— Я — раба твоя! — проговорила она, — приказывай, и все я исполню, хотя демоны потом возьмут мою душу.
— Я прогоню всех демонов, — шептал ей Пьер, — я сильнее всех жрецов храма!
Он страстно обнял ее, он был тронут до слез, ибо понял всю глубину жертвы этой первобытной души, понял, сквозь какие ужасы суеверий и фанатизма прошла любовь Би-риас. Она отдавала ему свою жизнь и земную, и загробную.
С этого дня новый внутренний свет не уходил из очей Бириас, и будто мягче и нежней стали очертанья ее лица.
С этого дня обостренной мыслью пред лицом смерти Пьер ловил все движенья души Бириас, пробуждал ее ум и готовил к побегу. Но он не мог оставить других трех жен, чтобы не возбуждать подозрений. Сама Бириас, согласно закону, уступала им ложе Лину Бакаба, не видя в этом ничего обидного — ревность неизвестна в стране Паруты.
Но Пьеру они стали тягостны, и только пьянящий напиток помогал преодолеть холодность к ним.
Так томительно долго и в то же время быстро шли дни, приближая для Пьера роковой срок. Он отчаялся в помощи, так как, по вычислениям Корбо, когда Пьер уезжал из Парижа, «Титан» должен был быть готов только к концу сентября. Правда, Форестье оспаривал этот срок и обещал закончить работы гораздо скорее, но Пьер не хотел обольщаться ложными надеждами и все больше и больше стремился к побегу.
Он осмотрел место своего паденья с горы Лунного духа, приблизительно находившееся в двух верстах на юго-восток от храма, и заметил ряд расщелин и каменных выступов, по которым, хотя с большим трудом, все же можно было взобраться к стене цирка. По этим мучительным ступеням можно было карабкаться только по одному человеку, что давало Пьеру возможность великолепно прикрывать свой путь выстрелами из револьвера. Толпа не могла достать его, а луков и стрел у жрецов не было.
С гребня стены цирка Пьер думал пробраться вместе с Бириас к своей палатке, где были съестные припасы, его ружье и ящики с запасными патронами. Все это рисовалось так ясно и четко, что Пьер сгорал от нетерпенья, ожидая той ночи, когда Бириас позовет его. Волнуемый предстоящим и тронутый преданностью Бириас, он постоянно беседовал с ней шепотом и ласкал ее. Раза два он заметил подозрительные взгляды других своих жен и понял, что за ними следят. Он стал осторожнее, во всем полагаясь на одну Бириас, и начал оказывать больше внимания женам.
Теперь истекала третья и последняя малая луна — Саи-нир, и завтра, после полудня, ждала его смерть.
Пьер не спал всю ночь, ожидая свою Бириас. Одна из жен его, полная девушка, крепко спала недалеко от него, выпив две чаши пьянящего напитка. После безумных ласк, она ослабла к рассвету и сразу уснула. Пьер был бодр — Бириас налила в его кубок вместо напитка воды. При первых лучах она должна была придти, когда сон сокрушает самых бодрых, и в неверном еще свете бежать с Пьером по намеченным уступам.