В экипаже мы сначала ехали молча, но потом я нарушил молчание:
— Золото, наверное, все еще там. В те годы еще можно было добыть такое количество золота.
— Ты знаешь эту местность?
— Ага. Но городской человек ничего там не найдет, Оррин. Это очень суровый край, к тому же — высокогорье. Работать можно только несколько месяцев в году, а осенью оттуда нужно как можно быстрее смываться. На такой высоте следы сохраняются очень недолго. Обильные снегопады, постоянные ветры, грозы и ливни… Кроме того, снежные лавины и оползни, караваны людей и животных… Одни только скалы неподвластны суровой природе… пока.
— Так что же, по-твоему, случилось с отцом?
— Я думаю, он отвел их в горы, а потом они рассорились, и дело дошло до стрельбы, Оррин. Андре и его дружки в испуге убежали. То, что произошло на самом деле, знает только Андре, а все остальные могут лишь догадываться.
— Тогда кого же они сейчас боятся? Нас?
— Нет, дорогой. Они боятся Филипа. Это прекрасный и гордый старик, и у него есть деньги. Я думаю, что Андре и псе остальные надеются получить наследство, но он, скорее всего, не любит их, и, если узнает о том, что случилось с Пьером, не видать им наследства как своих ушей. Я думаю, Бастоны сами не прочь отправиться за золотом.
— Похоже.
— Так что же нам делать?
— Думаю, Оррин, надо сесть на пароход и отправиться вверх по Миссисипи, а там попытаться найти людей, у которых хорошая память. Всегда отыщется человек, которому есть что рассказать. Нам такой и нужен.
— Отправляемся завтра?
— Да, завтра. Но сначала мне нужно сделать одно дело. Хочу потолковать по душам с Пристом.
Глава 8
Утром мы собрали свои пожитки и купили билеты на пароход, отплывающий на север. И хотя мне нравился прекрасный многокрасочный город, я был рад, что вновь возвращаюсь в родные горы. Я уже успел соскучиться по широким долинам и горным хребтам, что высятся в фиолетовой дымке на горизонте; мне хотелось почувствовать под собой горячего скакуна и пронестись по прерии, где под порывами ветра колышутся высокие травы.
Но сначала нужно было переговорить с Иудой Пристом. Однако его нигде не было видно, и, сколько я ни искал, никак не мог его найти. Выяснилось, что он уволился из отеля. Служащие отзывались о нем хорошо, но как-то странно смотрели на меня, когда я о нем расспрашивал. По всеобщему мнению, он был человеком со странностями.
— Что значит — со странностями? — поинтересовался Оррин.
Но служащие только пожимали плечами. Однако я не собирался оставить это дело невыясненным. Я отыскал второго посыльного и, вытащив из кармана пару серебряных долларов, небрежно подбросил их на ладони.
Когда я спросил его о Присте, он посмотрел на меня, потом перевел взгляд на доллары.
— Вы ему очень приглянулись, мистер. Он мне это сам говорил. Он считает, что в вас есть какое-то обаяние. И еще он считает, что вы сильный духом человек, мистер. Он говорит, вы идете дорогой добра и зло никогда к вам не пристанет.
— А где я могу его найти?
— Если он захочет, он сам вас найдет. Не ищите его, мистер. Он ведь колдун, настоящий колдун.
Я не знаю, колдун Прист или не колдун, но мне нужно обязательно поговорить с ним. Слугу, который ушел в горы вместе с Пьером Бонтамом, звали Ангус Прист, и у меня появилось сильное подозрение, что Иуда помогал мне не только потому, что я ему приглянулся.
Мы больше не видели ни Андре Бастона, ни его племянников. Я хотел было отправиться на поиски Хиппо Суона, но потом передумал. Мы пообещали Барресу, что уедем и избавим его от хлопот, поэтому мы сели на пароход и отбыли из города, но я решил, что в будущем обязательно расквитаюсь с Хиппо.
В те времена на Миссисипи было оживленное движение. Мы заняли каюту под названием «Техас», располагавшуюся на самой верхней палубе, выше нас была только рулевая рубка. Поговаривали, что это Шрив — в его честь назван Шривпорт — придумал давать каютам имена штатов, отчего их стали называть «штатными комнатами».
Надо сказать, что я плохо разбираюсь в вопросах лингвистики и тому подобных вещах. Что касается лошадей и лассо, тут мне трудно найти равных, кроме того, я умею обращаться со скотом и читать следы, но слова всегда представляли для меня загадку. Много раз, путешествуя по прерии и видя перед глазами только траву и небо, я раздумывал о том, как рождаются новые слова в языке. Вот, к примеру, слово «Диксилэнд». Одно время в Новом Орлеане выпускали десятидолларовые банкноты, на которых с одной стороны было написано «десять», а с другой стороны — «дикс», что означает то же самое число, но по-французски. Люди прозвали эти деньги дикси, и постепенно ту местность, где они имели хождение, стали называть Страной «дикси», или «Диксилэндом».
В последнюю минуту перед нашим отплытием появился Тинкер и заявил, что хочет ехать с нами. Таким образом, мы отправились втроем к тому месту, где река Арканзас впадает в Миссисипи. Тинкер вышел к обеду в отлично сшитом черном костюме — настоящий иноземный принц, которым он, по-видимому, и был для своего народа.
Мы уселись за стол, голодные как волки, и принялись изучать карточку, где были напечатаны названия блюд, которые можно было заказать. Вдруг чей-то мягкий голос спросил:
— Не желаете ли чего-нибудь выпить, джентльмены? — Это был Иуда Прист.
— Я хотел поговорить с вами, — сказал я.
Прист улыбнулся — он был явно польщен.
— Да? Конечно, мы поговорим, но только позже. — Он помолчал, а потом добавил: — Если не возражаете, джентльмены, и к тому же не откажетесь от моей стряпни, я с удовольствием отправлюсь в горы вместе с вами.
— А вы умеете ездить верхом?
Прист снова улыбнулся.
— Да, сэр, умею. А что касается вашего вопроса, сэр, — он взглянул на меня, — то я тоже ищу одну могилу. И еще я хочу найти ответ на вопрос, почему там вообще появились могилы.
— Тогда поедем вместе, — только и сказал Оррин. — Мы берем вас своим поваром.
Несколькими днями позже мы пересели на маленький пароходик, который ходил вверх по Арканзасу. Иуда каким-то непостижимым образом тоже ухитрился достать билет на этот пароход, хотя все наши предложения помочь были им безоговорочно отвергнуты.
Оррин отправился в каюту, а я остался стоять на палубе, глядя, как отчаливает залитый огнями пароход, на котором мы приплыли сюда. Разворачиваясь, он оставил за собой пенный след. На волнах, поднятых пароходом, качалась небольшая лодочка, которая, как мне показалось, вынырнула откуда-то сбоку, из-за борта парохода. Я лениво наблюдал за ней, но после ярко освещенного парохода тьма казалась еще кромешней, и я ничего не мог разглядеть. Минутой позже я услыхал всплеск весла. Лодка пристала к борту плоскодонного судна для перевозки угля, стоявшего на якоре рядом с нашим пароходиком.
Я заметил, что с лодки на судно вскарабкались два человека, а может быть, и три, но не придал этому никакого значения. Почувствовав, что хочу спать, я медленно пошел в каюту.
Вдруг из-за бочек, стоявших на палубе, выпрыгнул Тинкер:
— Вы видели лодку?
— Да.
— Ее пассажиры сошли с корабля, на котором мы прибыли сюда. Я думаю, они охотятся за нами.
— Вы чересчур подозрительны, Тинкер.
— Зато пребываю в числе живых, мой друг.
Мы стояли с ним в темноте и глядели на воду, пока наш маленький пароходик отчаливал. Если нам удастся избежать мелей, то скоро мы уже будем в Колорадо. Впрочем, путешествуя по реке, ничего нельзя загадывать наверняка — здесь часто бывают непредвиденные падения и подъемы уровня воды, а на пути судно подстерегают неизвестно откуда взявшиеся песчаные отмели, коряги и целые стволы деревьев, плывущие по реке. Чтобы проскочить все эти препятствия, капитан должен обладать сверхъестественным чутьем и огромным опытом, ибо плавание по протокам Великой реки — дело отнюдь не простое. В это время капитаны не отваживались подниматься в верховья протоков Миссисипи, ибо в любой момент там мог случиться разлив, а потом, когда вода спадала, судно оказывалось на мели.