Зигмас тоже притащил удочку. Понаблюдав, как они рыбачат, поддразнивая друг друга, он сказал:
— И мне охота с вами, только вот как это червяка привязывают?
Ромас показал, где лучше встать, насадил Зигмасу наживку, и тот забросил удочку. Он терпеливо стоял в воде, уперев конец удилища в живот, но рыба не клевала. Тогда Зигмас положил удочку плашмя на воду.
— Пусть сама собой ловится, чего ее держать, даром мучиться.
— Это не дело, только всю рыбу нам распугаешь, — напустился на него Йонас. — Ступай-ка лучше отсюда.
Вдруг поплавок качающейся на волнах удочки нырнул, затем снова всплыл и запрыгал по воде.
— Ого-го!.. — взвизгнул Зигмас.
— Подсекай!.. Тащи!.. — одновременно закричали Ромас и Йонас.
Зигмас изо всех сил потянул на себя удилище. В воздухе мелькнуло что-то черное, длинное — сорвавшись с крючка, оно упало прямо Зигмасу под ноги.
— Змея, змея! — испуганно заорал горе-рыбак и, бросив удочку, кинулся наутек.
Тем временем выброшенный на берег угорь, извиваясь, полз к воде. Оставалось совсем немного, но тут подскочили Йонас и Ромас, отшвырнули его назад, а потом подняли и понесли к палатке.
— О-о, да это anquilla, anquilla, — видимо понаслушавшись разговоров отца-биолога, произнес по-латыни Костас.
Угорь был длинный, около полуметра. Темный, блестящий и скользкий, он извивался, норовя ускользнуть.
— Представляете, человек впервые взял в руки удочку, — удивлялся Ромас. — Не знал даже, как червяка «привязать». Именно таким и везет, прямо зло берет.
— А Зигмас где же? — огляделся по сторонам Йонас.
Тот стоял поодаль, за кустом. Узнав от ребят, что это не змея, а угорь и что не всякому удается его поймать, Зигмас загордился.
Рыбы наловили вдоволь, и все дружно принялись ее чистить. Потом разбрелись по лесу и стали собирать валежник для костра. А Ромас даже вырвал с корнем трухлявый пень и притащил его к палатке.
На полянке горел костер, из которого с треском взлетали вверх снопы искр. По обе стороны костра были воткнуты две рогулины, через них перекинута жердь, а на ней висел котелок. Языки пламени лизали его бока, и он, совсем недавно еще такой новенький и блестящий, на глазах покрывался копотью.
Туристы уселись вокруг костра. Ромас с Зигмасом подбрасывали в огонь хворост, Йонас, признанный кулинар, сгребал деревянной ложкой пену, и только один Костас ничего не делал. Он сидел на земле, прислонившись спиной к пеньку, и о чем-то мечтал. В котелке, где варилась уха, забулькало. Предусмотрительный Йонас не забыл взять с собой картошку, перец, лавровый лист, и теперь от котла исходил такой аромат, что у ребят слюнки потекли — ждать становилось все труднее. Но Йонас продолжал не спеша снимать пену, снова и снова пробовал суп, а потом, причмокнув, преспокойно усаживался в сторонке. Терпение у Зигмаса лопнуло:
— Да уже готово давно! Дашь ты нам наконец поесть или нет?
— Йонас, сжалься, ради бога, — пытался разжалобить друга Ромас. — Кишки марш играют.
Повар невозмутимо продолжал сидеть на месте, скрестив по-турецки ноги.
Когда он наконец торжественно снял с огня котелок, изголодавшиеся ребята с облегчением вздохнули.
Некоторое время слышен был только дробный перестук ложек.
— В жизни такой ухи не пробовал, — признался Ромас и подлил себе еще полмиски. — Правда, мама иногда что-то варит из рыбы, но я не ем.
— На костре варить — совсем другое дело. К тому же и готовить нужно по всем правилам! — хвастливо сказал Йонас. — Меня Юргис, отчим мой, научил. В воскресенье мы с ним на речку ходим, а потом уху варим. Только не на кухне, а во дворе, у нас и треножник есть и дрова березовые припасены. А запах!.. Со всего квартала кошки сбегаются.
Над лесом, над озером медленно сгущались сумерки. Верхушки сосен по ту сторону озера ненадолго заполыхали в отблесках вечерней зари и снова потемнели. Надвигалась летняя ночь — короткая, теплая. Вокруг стояла звенящая тишина, нарушаемая только стрекотанием кузнечиков. Где-то в деревне залаяла собака, затем снова наступило безмолвие.
— Глядите, глядите, что с озером! — закричал вдруг Йонас.
Ребята оглянулись и застыли в изумлении. Через озеро, по его середине, пролегла длинная светящаяся дорожка. Казалось, кто-то протянул по темной водной глади серебряную ленту, да так и оставил. Она сверкала, переливалась, светилась тысячами маленьких искр, а ввысь, к самому небу, поднимались снопы света, которые тоже мерцали, шевелились, словно неведомые живые существа.
Позабыв обо всем на свете, ребята притихли и во все глаза смотрели на невиданное зрелище. Сверху, из-за зубчатых верхушек сосен, растущих на склонах холмов, на них глядела круглая восковая луна.