Поначалу решили плыть на своей «душегубке», но под их тяжестью надувная лодка погрузилась так глубоко, что вода хлынула в нее через борта. Кому-то нужно было вылезти и остаться, однако добровольцев не нашлось. Упорствовал даже Зигмас, который все это время не проявлял ни малейшего интереса к раскопкам. Пришлось попросить лодку у Лайминого отца. Тот охотно дал, потому что и до него дошли слухи о найденной пропаже.
— Хватит с тебя, Костас, для начала, — сказал Йонас, отбирая весла, — этак мы далеко не уедем.
Он сел на весла, и лодка легко заскользила по воде, оставляя за собой волнистую полосу, похожую на раскрытый веер.
На том берегу лодку на всякий случай привязали цепью к ольхе и навесили замок. В любой момент мог появиться Лауринас — гоняйся потом за ним по озеру!
Когда они добрались до усадьбы, где обосновались юные археологи, навстречу им вышел Калпокас и обрадованно сказал:
— Где вы пропадали, друзья? Мы уж и соскучиться успели…
— За кладом вашим охотились, вот и не было времени заглянуть.
— Неужели клад искали? — переспросил археолог.
— Ну да. И представьте себе, нашли!
— Такими вещами, ребятки, не шутят, — дрогнувшим голосом сказал ученый.
— А вы поглядите хорошенько: они? — протянул Ромас полиэтиленовый мешочек.
— Не может быть! Нет, этого не может быть! — взволнованно воскликнул Калпокас, вырывая из рук мальчика мешочек и на ходу развязывая его.
— Браслет! — срывающимся голосом крикнул он, засунув руку в мешочек. — Ну да, уж не чудится ли мне!
Вне себя от радости Пранас Калпокас продолжал выкрикивать:
— Брошь!.. Ой, браслет!.. Еще один! Ребята, сюда — глядите же!
Он разложил вещи на крышке колодца, снова хватая тот или иной предмет и восторженно показывая его школьникам.
На его радостные возгласы сбежались все юные археологи. Заметив оживление во дворе, на порог вышли старички.
— Что случилось? — спросила старушка. — Уж не упал ли кто в колодец?
— Бабуся, наш клад нашелся! — крикнул кто-то из ребят.
— Слава богу! — перекрестилась старушка.
Калпокас недоуменно вертел в руках две какие-то странные пластинки: белые, продолговатые, с дырочками на концах. Он явно не понимал, как эти вещи очутились среди археологических находок.
— Так это же блесны, — сказал кто-то.
— Ничего не понимаю, — пробормотал археолог.
Но когда он вынул из мешочка ожерелье, все встало на свои места: оно было безнадежно испорчено. От украшения осталась лишь средняя часть — три переплетенных полоски, концы же были обрезаны. Это их и держал в руках Калпокас, только теперь уже они были переделаны на блесны. Мужчина подавленно разглядывал эти части бывшего ожерелья, на которых в помине не было таинственных знаков — на их месте остались едва заметные полоски. А ведь на расшифровку их ученый возлагал столько надежд… От радости не осталось и следа.
— Как удалось найти это? — упавшим голосом спросил Калпокас.
— Домовой принес, — хихикнул старик.
— Ну нет. Домовой как раз унес, — возразил Ромас, — и вовсе не собирался приносить назад.
— Что, отец, не говорила я тебе? — удовлетворенно спросила старушка. — Разве не по-моему вышло?
— Да бросьте вы людям голову морочить, — раздраженно сказал хозяин.
— Но это и в самом деле работа Домового, — серьезно произнес Ромас. — Не верите? Помните тот вечер, когда нашли клад и когда приходил Руопис?
— Отчего ж не помнить, — ответил старик. — Человек приходил по делу, договориться насчет оконных рам. Он парники задумал оборудовать для ранних овощей, а у меня рамы были. После ремонта окна-то в избе расширили, вот и пришлось выбросить старые рамы.
— Случайно не помните, что Руопис делал с того самого момента, как пришел сюда?
— Как что? Ничего особенного. В доме посидел, о погоде, об урожае мы с ним потолковали, насчет рам договорились — вот и все. Сами со старухой его до ворот провожали.
— А клад он видел? — продолжал допытываться Ромас.
— Ну конечно, видел. Товарищ Калпокас тогда разложил его, как сейчас, и ребятишек кликнул — полюбоваться.
— Неужели Руопис так ничего и не сказал при этом?