Поскольку денег для раздачи народу Октавиан достать не смог, он продал всё свое имущество, в том числе унаследованное от отца, а также имущество матери, отчима и родственников, чтобы, согласно завещанию Цезаря, раздать каждому римлянину по 300 сестерциев[144]. Антоний же стал всячески препятствовать официальному оформлению усыновления Октавиана покойным Цезарем, а также начал распространять по Риму порочащие юношу слухи[145]. Одновременно в город стали стекаться толпы ветеранов — сторонников Октавиана, требовавших мести за смерть Цезаря. Всё это во многом способствовало росту популярности Октавиана среди народа.
Чтобы упрочить свои позиции, 3 июня 44 года до н. э. Антоний провел через народное собрание закон, предоставлявший ему пятилетнее наместничество в Цизальпинской Галлии и Иллирике в обмен на закрепленную за ним ранее Македонию. Однако Децим Брут, уже ранее получивший власть над Цизальпинской Галлией, отказался передать провинцию Антонию даже в обмен на Македонию. Сторонники заговорщиков не доверяли Антонию, хотя он всячески препятствовал Октавиану во всех его начинаниях. Например, он не позволил ему выставить на празднествах в честь Венеры золотое кресло и венок в честь покойного диктатора. Цезарианцы же неоднократно пытались примирить своих лидеров, но безрезультатно. Окончательный разрыв отношений произошел, когда Антоний сорвал попытку Октавиана стать народным трибуном[146].
На фоне раздоров между лидерами цезарианцев республиканцы наращивали свои силы и влияние. Их вожаком стал Цицерон, который полностью одобрял убийство Цезаря и активно поддерживал его убийц. В конце лета 44 года до н. э. Децим Брут продолжал контролировать Цизальпинскую Галлию, Марк Брут в конце августа отправился в Македонию, а Кассий — в Сирию, где находились собранные для парфянского похода Цезаря легионы. Хотя летом сенат отдал Кассию и Бруту в управление Кирену и Крит (взамен Сирии и Македонии, выделенных им еще покойным Цезарем, но затем переданных Долабелле и Марку Антонию), они проигнорировали эти назначения, поскольку посчитали данные провинции ничтожными[147].
Первого сентября 44 года до н. э. состоялось заседание сената, на котором, по предложению Антония, было принято решение о том, чтобы ко всем общественным празднествам и молебнам прибавлялось теперь по одному дню в честь Гая Юлия Цезаря. Это стало важным шагом к обожествлению покойного диктатора. Цицерон отказался присутствовать на этом заседании, сославшись на недомогание. Антоний воспринял отказ Цицерона как личное оскорбление и в бешенстве публично пригрозил знаменитому оратору, что силой заставит его прийти на заседание или прикажет уничтожить его дом. Это были только слова, но, узнав о них, Цицерон оскорбился и пришел к выводу, что настало время вступить в открытую борьбу против Антония. В течение следующих нескольких месяцев Цицерон нападал на консула в сенате с разгромными речами — «филиппиками» (по образцу речей афинского оратора Демосфена против царя Филиппа Македонского), в которых обвинял его во многих, по большей части надуманных злодеяниях, издевался над ним, выставляя пьяницей и развратником. Первая «филиппика» Цицерона прозвучала в стенах сената уже 2 сентября. В ответных речах Антоний яростно защищался от нападок Цицерона, но не добился никакого эффекта, так как общественное мнение было на стороне прославленного оратора[148].
Поскольку сенат отвернулся от него, Марк Антоний понял, что столкновение с республиканцами неизбежно, и начал собирать войска. В октябре 44 года до н. э. к нему из Македонии должны были прибыть четыре легиона, и он отправился встречать их в Брундизий. Одновременно Октавиан тоже решил покинуть Рим и направился со своими соратниками в Кампанию вербовать ветеранов Цезаря и набирать армию[149].
Приехав в Брундизий, Антоний вступил в конфликт с прибывшими из Македонии легионами, так как ему не удалось договориться с ними о размере денежного вознаграждения. Лишь увеличив сумму оплаты, он избежал вооруженного восстания. Октавиану же, благодаря щедрым денежным раздачам, удалось навербовать около трех тысяч ветеранов Цезаря в Кампании[150].
146