— Я говорю, вамъ извѣстно, что мы существуемъ, повторилъ Гораціо, возвышая свои голосъ: — и потомъ существованіе наше вдругъ прекращается; мы достигаемъ конца нашей учености; достигаемъ причины вашихъ душевныхъ стремленій; достигаемъ конца концовъ. Что же еще болѣе извѣстно вамъ?
— Ничего, отвѣчалъ мистеръ Фредерикъ, и въ этомъ отношеніи никто другой не нашелся бы лучше отвѣтить.
Въ свою очередь и Томъ хотѣлъ возразить что-то, но, къ счастію для своей репутаціи, онъ встрѣтился съ суровыми взорами родителя и отступилъ какъ школьникъ, уличенный въ воровствѣ.
— Клянусь честью, говорилъ мистеръ Малдертонъ старшій, возвращаясь вмѣстѣ съ прочими домой: — что мистеръ Спаркинсъ удивительный молодой человѣкъ! Какая изумительная ученость! какія необыкновенныя свѣдѣнія! и какой отличный у него способъ изъясняться!
— Мнѣ кажется, что это кто нибудь переодѣтый, сказала миссъ Маріанна. — Какъ очаровательно романтиченъ онъ!
— Онъ говоритъ очень громко и пріятно, робко замѣтилъ Томъ: — но и рѣшительно не понимаю, что онъ выражаетъ своими словами.
— Я почти начинаю отчаиваться въ твоихъ понятіяхъ, Томъ! сказалъ отецъ, который, благодаря разговору съ мистеромъ Гораціо Спаркинсомъ, очень много просвѣтился.
— Мнѣ чрезвычайно удивительно, Томъ, сказала миссъ Тереза: — что въ теченіе вечера ты какъ будто нарочно старался быть смѣшнымъ.
— Безъ сомнѣнія…. конечно! закричали всѣ въ одинъ голосъ, и несчастный Томъ съежился и замолчалъ.
Въ тотъ вечеръ мистеръ и мистриссъ Малдертоны держали длинный разговоръ касательно блестящихъ надеждъ и будущаго благополучія своей дочери. Миссъ Тереза отправилась въ постель, размышляя о томъ, что въ случаѣ если она приметъ вмѣстѣ съ бракомъ высокій титулъ, то будетъ ли прилично продолжать знакомство съ ея теперешними подругами, — и въ теченіе цѣлой ночи ея свились переодѣтые нобльмены, великолѣпные балы, страусовые перья, свадебные подарки и Гораціо Спаркинсъ.
Съ наступленіемъ воскресенья все вниманіе мистриссъ Малдертонъ и ея дочерей занято было въ теченіе цѣлаго утра разрѣшеніемъ догадокъ касательно экипажа, въ которомъ нетерпѣливо ожидаемый Гораціо Спаркинсъ пріѣдетъ: возьметъ ли онъ кабріолетъ? не оказываетъ ли онъ особеннаго покровительства дилижансамъ? или не вздумаетъ ли пріѣхать верхомъ?
— Клянусь тебѣ, душа моя, предосадная будетъ вещь, если этотъ вульгарный брать твой вздумаетъ сегодня навязаться къ вамъ на обѣдъ, сказалъ мистеръ Малдертонъ своей женѣ. — По случаю пріѣзда мистера Спаркинса, я нарочно кромѣ Фламвела никого не приглашалъ. Подумать только, что братъ твой — лавочникъ — о! это невыносимо. Я не хочу слышать, чтобы онъ упомянулъ передъ нашимъ новымъ гостемъ о своея лавкѣ…. нѣтъ, нѣтъ, ни за тысячу фунтовъ! Все бы еще ничего, еслибъ только у него достало смысла скрывать позоръ, которыя онъ наноситъ всей нашей фамиліи; но онъ адски любитъ говорить про свое ремесло и непремѣнно добиться до того, чтобы узнали, что онъ такой.
Мистеръ Джакобъ Бартонъ, про котораго шла рѣчь, былъ зажиточный лавочникъ, до такой степени необразованъ и до такой степени простъ, что дѣйствительно, не краснѣя, признавался въ своемъ ремеслѣ. Онъ пріобрѣлъ состояніе этимъ ремесломъ и вовсе не считалъ его неприличнымъ.
— Ахъ, Фламвелъ, мой другъ, какъ ты поживаешь? сказалъ мистеръ Малдертонъ, въ то время, какъ невысокій джентльменъ, въ зеленыхъ очкахъ, вошелъ въ гостиную. — Получилъ ли ты мою записку?
— Получилъ, и, какъ видите, вслѣдствіе вашей записки, я передъ вами на лицо.
— Ты вѣдь знаешь все и всякаго: но скажи-ка мнѣ, знаешь ли ты хоть по имени мистера Спаркинса?
Мистеръ Фламвелъ принадлежалъ къ разряду джентльменовъ съ весьма обширными свѣдѣніями, — джентльменовъ, которые случайно встрѣчаются въ обществѣ и показываютъ видъ, что знаютъ всѣхъ кого вамъ угодно, но которые, безъ всякаго сомнѣнія, не знаютъ никого и ничего. Въ домѣ Малдертона гдѣ всѣмъ разсказавъ о людяхъ высшаго общества вѣрили на-слово, Фламвелъ былъ первымъ фаворитомъ. Зная классъ народа, съ которымъ приходилось имѣть сношенія, онъ до безпредѣльности простиралъ права свои на знакомство со всѣми. Фламвелъ какъ-то особенно искусно умѣлъ высказывать ложь, соблюдая при подобныхъ случаяхъ видъ самоотверженія, какъ будто затѣмъ собственно, чтобъ его не сочли эгоистомъ.
— Нѣтъ, не скажу, чтобы мнѣ знакомо было это имя, возразилъ Фламвелъ тихимъ голосомъ и съ такимъ выраженіемъ, какъ будто дѣло было безпредѣльно важное. — Но при всемъ томъ, мнѣ кажется, что я знаю его. Скажите, онъ высокаго роста?
— Нѣтъ, средняго, сказала миссъ Террза.