Осенью 1975 года не застал я в Горьком старого своего знакомого, Николая Гавриловича Курицына. Он только что уехал в санаторий. Но родные рассказали мне, что Николай Гаврилович, которому вот-вот исполнится восемьдесят, по-прежнему бодр и деятелен. На "Сормове" он начал работать до революции, там же, где работали его отец и дед (а вообще-то фамилию Курицыных найдешь в списках первых судостроителей сормовской "Машинной фабрики"). В партию вступил в семнадцатом, партийный стаж у него с апреля, с тех дней, когда другой сормович, Иван Чугурин, "товарищ Петр", с алой лентой через плечо, прямо на Финляндском вокзале по поручению Выборгской организации большевиков Питера вручил вернувшемуся в Россию Владимиру Ильичу Ленину партийный билет.
Николай Гаврилович Курицын в гражданскую ходил на Деникина, с мирными годами вернулся в родной цех. Там и текла его жизнь. Следом за отцом пришли на "Красное Сормово" сыновья, трудятся на заводе по сей день.
"Красное Сормово" в разные годы ставило свою марку на паровозы, вагоны, дизеля, паровые машины, прокатные станы и многое другое. Но все же и в советское время именно Волга и прежде всего Волга оставалась главным заказчиком завода. Строили буксировщики, понтоны, землесосы, пассажирские суда. К открытию канала имени Москвы создали целую флотилию. "Красное Сормово" спустило со стапелей флагманский дизель-электроход "Ленин". Отсюда следом за первыми "Ракетой" и "Метеором" разлетелись по Волге, по другим рекам, по морям корабли на подводных крыльях. Если перечислять все, что сделали сормовичи для Волги, не хватит и нескольких страниц.
Уже давно завод перестроен, реконструирован, технически перевооружен. Немного осталось сормовичей, которые помнят, как Горький выступал на заводском дворе, как рабочие единогласно избрали писателя почетным членом завкома профсоюза. Но разве в каждом из тех, кем гордится сегодня завод, нет наследственных черт, передающихся из поколения в поколение? Тут и грани рабочего характера, и производственные навыки, и даже, если хотите, профессиональные особенности.
Вот возьмите электросварку, профессию Вячеслава Пайщикова. Очень это почитаемое на заводе дело! И так сложилось не сегодня, не вчера. Еще в тридцатые годы завод первым в стране стал широко и смело применять электросварку в речном судостроении. Начал спускать со стапелей целиком сварные корпуса, без единой заклепки. Сначала небольшие катера, потом буксировщики мощностью 1200 лошадиных сил. Дальше — больше, и вот уже из Сормова пошли на Каспий шхуны и танкеры секционной сварки. По тем временам это было настоящей революцией в практике нашего судостроения.
За последние десятилетия завод выдвинул многих выдающихся "мастеров огня", как, по-моему не очень удачно, любят именовать электросварщиков. В годы войны они сваривали корпуса танков Т-34, первую партию которых завод отправил защитникам Москвы в октябре 1941 года, в самые трудные дни обороны столицы.
Вячеслав Пайщиков не застал танков на заводском конвейере. Он увидел сормовскую боевую машину на постаменте, неподалеку от тех цехов, где ее сработали сормовичи. Эта боевая машина одной из первых ворвалась в Берлин. После войны ее вернули заводу.
Когда Вячеслав Пайщиков пришел в цех, завод выпускал речные суда для Волги. Но основным костяком заводского коллектива оставались люди, которые еще жили героическим и тяжким временем, воспоминаниями о ночных бомбежках и скудном пайке, о холодных цехах, о сменах, растягивавшихся едва не на сутки.
И молодые, пришедшие в цеха, проникались ощущением своей причастности к славной заводской истории: именно им поручалось теперь писать ее новые страницы.
— Вы знаете, — на лице Пайщикова появляется мечтательное выражение, — я люблю работать в тишине. Нет, полной тишины в нашем деле, понятно, быть не может, это ясно. Вернее сказать — в спокойной обстановке. Шипение дуги — как музыка. Невольно начинаю подпевать. Получается единый ритм. Какая-то праздничная слитность песни с работой. Наверное, мое сравнение кажется вам искусственным. Но это так. Чаще подобное ощущение приходит в ночную смену.
Не буду много говорить о технологии нашего дела. При кажущейся простоте сварка от человека требует кое-чего. Твердой руки и безупречного глазомера, в частности. Всю смену держишь дугу не ближе, не дальше, чем надо. Если человек с похмелья, рука у него уже не та. Можно не по лицу — по шву угадать, что вчера он "перебрал". Я заметил, вы в наши очки наблюдали за работой ребят. Но многое ли видели? Показались вам наши очки слишком темными, верно? Ну вот. А светлее нельзя, опасно для глаз. Шов же должен быть чистым, как у швеи. Конечно, многое придумано для облегчения нашего труда. К примеру, направляющее устройство. Но есть виды работ, когда никто им не станет пользоваться: слишком велики потери времени. И я не побоюсь сказать, что порой в нашем деле нужен даже некоторый артистизм, что ли. Опытный сварщик может, например, на слух определить силу тока при своем рабочем режиме. Я слишком хвалю свою специальность? Чего же скрывать: нравится она мне. Очень. Кстати, мой сын учится на сварщика. В техникуме. Думаю, кое-чему и я смогу его научить.