В комнате воняло спермой, дымом, потом и виски, старым ковром и кислым сеном, кожой седла, дерьмом и дешевым мылом. Эннис раскинулся на кровати, выдохшийся и мокрый, дышал глубоко и немного опух, Джек с силой выпускал клубы сигаретного дыма, как кит выпускает фонтаны воды, и Джек сказал:
– Господи, прошло все это время, а скакать на твоей спине так чертовски хорошо. Нам надо поговорить об этом. Богом клянусь, я не знал, что пойду на это снова – да, я пошел. Потому я здесь. Провалиться мне пропадом, я знал это. Всю дорогу – на красный свет, не мог дождаться, когда приеду сюда.
– Я не знал, где тебя черти носили, – сказал Эннис. – Четыре года. Я уже думать бросил о тебе. Я решил, ты злишься из-за того синяка.
– Друг, – сказал Джек, – я был на родео в Техасе. Там встретил Люрин. Посмотри на тот стул. – на спинке грязного оранжевого стула он увидел блестящую пряжку.
– Скачки на быках?
– Да. В тот год я сделал три проклятые тысячи долларов. Голодный, как черт. Таскал все, кроме зубной щетки, у других парней. Мотался по всему Техасу. По полдня лежал под этим затраханным грузовиком, чинил его. Все равно, я никогда не думал, что проиграю. Люрин? Здесь дело в деньгах. У нее богатый старик. Продает комбайны и трактора. Конечно, он не дает ей денег, и ненавидит мои затраханные кишки, так что сейчас мне трудно, но когда-нибудь...
– Что же, ты идешь, куда и хотел. Тебя не забрали в армию? – Звук грозы уходил от них на восток, разбрасывая красные гирлянды огней.
– Я им был не нужен. У меня несколько раздробленных позвонков. И кость руки сломана вот здесь. Ты знаешь, как скачки на быках ломают тебе бедра? – понемногу каждый раз, когда ты ездишь. Даже если ты хорошо завяжешь чертову ногу, она все равно чуть-чуть ломается. А потом болит, сука. У меня ноги переломаны. В трех местах. Упал с быка, и это был большой бык, у него куча телят, он сбросил меня через три круга, и погнался за мной, и он, конечно, был быстрее. Мне еще повезло. Моему другу бычий рог померил уровень масла, и это все, что о нем написали. И пара других вещей, чертовы сломанные ребра, порванные связки, боль жуткая.
– Видишь, сейчас все не так, как было у моего бати, – продолжал он. – Парни с деньгами идут в колледж, тренируются в спортзале. Сейчас нужно быть при деньгах, чтобы заниматься родео. Старик Люрин не дал бы мне и пятака, если бы я бросил, так что у меня был только один выход. И сейчас я знаю об игре достаточно, чтобы понять, что я никогда бы не стал чемпионом. Есть и другие причины. Я ухожу, пока еще могу ходить.
Эннис притянул руку Джека к своему рту, затянулся от его сигареты, выдохнул.
– Вроде мне все ясно. Знаешь, я тут сидел все это время и пытался понять,.. такой я или нет. Я знаю, что нет. Я хочу сказать, у нас у обоих жены, дети, ведь так? Я люблю делать это с женщиной, да, но, боже мой, это совсем не то. Я в жизни не думал о том, чтобы сделать это с другим парнем, но сотни раз кончал, когда вспоминал о тебе. Ты делаешь это с другими парнями? Джек?
– Нет, черт подери, – сказал Джек, разозлившись как бык, на которых он ездил. – Ты это знаешь. Старая гора здорово сделала нас, и это не кончается. Нам нужно подумать, что, черт возьми, делать дальше.
– Тем летом, – сказал Эннис, – когда мы получили деньги и разъехались, меня так выворачивало, что я остановил машину и хотел прорыгаться, думал, съел что-то не то в том кафе в Дубойсе. Год прошел, и только тогда я понял, это значило, что я не должен быть выпускать тебя из виду. Но тогда было уже слишком поздно.
– Друг, – сказал Джек, – мы в кошмарном положении. Нужно решить, как быть дальше.
– Не думаю, сейчас мы ничего не можем сделать, – сказал Эннис. – Говорю же, Джек, за эти годы я построил свою жизнь. Люблю моих девочек. Алма? Это не ее вина. У тебя тоже ребенок и жена, то место в Техасе. Мы с тобой вместе не сможем соблюдать приличия, если то, что случилось сейчас здесь, – он дернул головой в сторону комнаты, – будет продолжаться, как сейчас. Сделаем это не в том месте – будем трупами. У нас нет никаких тормозов. Меня это чертовски пугает.
– Хочу сказать тебе, друг, нас могли видеть тем летом. Я приехал туда на следующий год, в июле, думал вернуться – не стал, вместо этого убрался в Техас – и Джо Эгри был в конторе, и он сказал мне: «Вы, ребята, нашли хороший способ проводить время, не так ли?», я вытаращился на него, а когда стал уходить, то заметил, что у него на стенке висит большущий бинокль. – Он не стал говорить, что бригадир откинулся на свой скрипучий деревянный стул и добавил: «Твист, вам не платили за то, чтобы вы оставляли собак сторожить овец, а сами занимались черт знает чем», и отказался принять его на работу во второй раз. Джек продолжил:
– Да, я здорово удивился, когда ты врезал мне тогда кулаком. Никогда не думал, что ты можешь так лихо вдарить.
– У меня есть брат, К.Е., на три года старше меня; когда-то он поддавал мне каждый день. Отцу надоело, что я прихожу домой и ору как резаный, и когда мне было лет шесть, он позвал меня к себе и сказал, Эннис, у тебя проблема, и тебе нужно ее решить, иначе тебе будет девяносто лет, а К.Е. – девяносто три, а он все будет тебя лупить. Ну, я сказал, он больше меня. Отец сказал, тебе нужно застать его врасплох, ничего ему не говорить, заставить его почувствовать боль, быстро убраться и делать так до тех пор, пока он не поймет. Побить его, чтобы он лучше слышал, вроде того. Так я и сделал. Подкараулил его в сарае, набросился на него на лестнице, забрал у него подушку ночью, когда он спал, и исколотил его как следует. Это заняло два дня. Потом с К.Е. не было никаких проблем. Урок был таким: ничего не говори и разделайся с этим побыстрее. – в соседней комнате звонил телефон, все звонил и звонил, и вдруг остановился посередине гудка.
– Второй раз ты меня не поймаешь, – сказал Джек. – Слушай. Я вот тут думаю, если мы с тобой вместе заведем маленькое ранчо, немного коров и телят, возьмем твоих лошадей, это будет очень даже неплохо. Я уже говорил, что ухожу из родео. Я не такой псих, и у меня не столько денег, чтобы выпутаться из дерьма, в котором я застрял, и у меня не столько костей, чтобы их еще ломать. Я все обдумал, придумал этот план, Эннис, как мы можем сделать это, мы с тобой. Старик Люрин, могу поспорить, даст мне стадо, если я отвяжусь от его дочери. Он уже говорил кое-что об этом...