Номер пропах спермой, и дымом, и потом, и виски, старым ковром и кислым сеном, седельной кожей, дерьмом и дешевым мылом. Эннис лежал распластанный, выдохшийся и мокрый, дыша глубоко, все еще полувозбужденный, и Джек, выдыхающий облака сигаретного дыма как фонтанирующий кит, прошептал: «Господи, нужно было через все это пройти, чтобы вернуться вскачь назад и заняться этим так чертовски классно. Мы должны поговорить об этом. Клянусь богом, я не знал, что мы сделаем это снова — да, и получилось. Вот почему я здесь. И, я знал это. Это проходит красной чертой через все, и невозможно насытиться этим сполна».
«Я не знаю, в какой дыре ты пропадал», — сказал Эннис.-« четыре года. Я перестал ждать тебя. Я думал ты обиделся из-за того удара».
«Друг», — сказал Джек, — «я был на родео в Техасе. Там я встретил Лорин. Просмотри на том стуле».
На краю замызганного оранжевого стула Эннис видел сияние застежки. «Наездник быков?».
«Да. Я сделал каких-то три тысячи долларов в том году. Чертово безденежье. Должен был одалживать все, кроме зубной щетки, у других парней. Облазил все дыры в Техасе. Половину времени провел под этим грузовиком, чиня его. Так или иначе, я никогда не думал о том, что все потеряно. Лорин? Там есть немного серьезных денег. У ее старика. У него бизнес по выпуску сельскохозяйственной техники. Конечно, он не дает ей и копейки с него, и он ненавидит меня, так что это трудно — уйти сейчас, но в один из таких дней…».
«Ясно, ты идешь туда, куда глаза глядят. А армия до тебя не добралась?» Гром грохотал далеко на востоке, отдаляясь от них в красных гирляндах света.
«Они не могут меня призвать. Получил несколько травм позвоночника. И перелом руки, здесь, ты знаешь, как наездник быков ты всегда пользуешься ею словно рычагом, от своего бедра? — это дает небольшое преимущество по времени, если уметь. Но даже если ты хорошо бережешь ее, ты ломаешь ее чертовски быстро. Скажу тебе, что травмы — большая гадость. Была сломана нога. Сломана в трех местах. Сорвавшийся бык, и это был большой бык, много раз сбрасывавший наездников, он избавился от меня примерно на третьем круге, и он погнался за мной, и он был, я уверен, быстрее. Достаточно удачливый. Масса других вещей, чертовы сломанные ребра, растяжения связок и боли, порванные связки. Видишь, все не так, как было во времена моего папы. Теперь
— парни при деньгах, которые поступают в университет, тренируются в залах. Теперь на родео прокручиваются деньги. Старик Лорин не дал бы мне и дайма, если бы я бросил родео, за одним исключением. И я теперь знаю достаточно об игре, и я вижу, что я никогда не буду на вершине. Да и другие причины. Я выбываю из игры, в то время как все еще могу играть».
Эннис притянул руку Джека к своем губам, затянулся от сигареты, выдохнул дым. «Уверен, что ад выглядит, как лишь часть моей жизни. Ты знаешь, я просидел здесь все это время, пробуя выяснить — живу ли я? Я знаю, что нет. Я подразумеваю под этим, что мы получили жен и детей, правильно? Я люблю делать это с женщинами, да, но Иисус Х., это и близко не похоже на то, другое. Даже в мыслях не было, чтоб с другим мужиком — хотя затвор я передернул, про тебя вспоминая, сотню-то раз по-любому. А ты как, пробовал с кем-нибудь? Джек?»
Да ну тебя, нет, — сказал Джек, который ездил не только на быках и в одиночку не утешался. — «Ты знаешь это. Горбатая Гора нас сильно изменила, и я уверен — ничего не закончено. Мы должны решить, что мы будем теперь делать».
«Тем летом», — сказал Эннис. — «Когда мы расстались после расчета, у меня так скрутило живот, что я сошел на обочину, думал, что съел что-то плохое в том местечке, в Дудо. До меня дошло только около года назад, что это был знак — не давать тебе уходить. Слишком поздно было тогда, слишком поздно».
«Друг», — сказал Джек. «У нас тут дурацкая ситуация. Давай решим, что мы будем делать».
«Я сомневаюсь, что мы можем что-нибудь сделать», — сказал Эннис. —Что я могу сказать — Джек, я строил свою жизнь все эти годы. Люблю моих маленьких девочек. Альма? Это не ее вина. Ты получил своего ребенка и жену в том месте, в Техасе. Ты и я едва ли сможем изобразить благопристойную картину, если что произойдет прямо тут, рядом» — он мотнул головой в направлении других номеров — и нас застукают за этим делом. Если мы сделаем это в неправильном месте, мы будем мертвы. И нет никакой возможности обуздать это. Можно умереть со страха».
«Должен сказать тебе, дружище, похоже, кое-кто видел нас тем летом. Я побывал там снова в следующем июне, думая вернуться — но я этого не сделал, вместо этого в спешке улепетывал в Техас — Джо Агюрр в офисе, он сказал мне, он сказал: „Вы, парни, нашли способ проводить время там, не так ли“, — и я удивленно взглянул на него, и, когда я уже уходил, услышал, что он видел парочку голых задниц в свой бинокль, неплохой такой вид сзади». Он не стал добавлять, что шеф откинулся назад на его скрипучем деревянном стуле и сказал, «Твист, вы, парни не додумались найти собаку-няньку, чтобы она присматривала за овцами пока вы развлекались. Он продолжал, „Да, такой способ пасти скотину несколько удивил меня. Я и не думал, что получу такую грязную подставу“.
«Я рос под каблуком моего брата, К.Е., он на три года старше меня, и он вечно лупил меня. Уставший отец как-то застал меня заходящимся в реве дома, когда мне было примерно шесть, он остановил меня и говорит, Эннис, у тебя есть проблема, и ты должен решить ее, или она останется с вами, пока тебе не исполнится девяносто и К.Е. — девяносто три. Да, говорю я, но он больше меня. Папа говорит — ты должен застать его врасплох, ничего не говори ему, заставь его почувствовать немного боли, быстро убеги и продолжай так делать, пока до него не дойдет. Ничто другое как причинение боли не заставит его так же хорошо слышать. Так я и сделал. Я подкараулил его в сортире, столкнул с лестницы, подкрался к его подушке ночью, пока он спал и отлупил его чертовски сильно. На это ушло дня два. Никогда не было неприятностей с К.Е., с тех самых пор. Урок помог, и не говори ничего, закончим с этим побыстрей». Телефон звонил в соседней комнате, звонил снова и снова, замолчав внезапно в середине трели.