— Какой из себя подлежащий списанию? — вернул к себе Зельцерова Назар. — Обучен высокой классности? Удовлетворяет как специалист? — попросил подтвердить это или высказать иное суждение, обязательно категорично. Вынул для желающих закурить пачку сигарет.
Зельцеров помрачнел. Как будто оказался на приколе. Ведь от Зубакина зависело продвижение к очередным должностям. Обсуждать его распоряжение — это что ж? Без последствия не останется.
У Игнатича язык не повернулся уличенного в пьянстве матроса назвать коммунистом:
— Этот… член партии так ли незаменим на самом деле?
— Я могу повременить, — порадовался Зельцеров. — Давай! — подстрекательски задел Ершилова. — Утилизационная установка под твоим началом. Чего ты, как воды в рот набрал?
— Моя, — выдавил из себя Ершилов. — А Малютин, по-твоему, в какой команде? Не в производственной, что ли? У него только одно звание что машинист. А производственная — твоя, вся за тобой, до последнего.
— Кто против?.. — воскликнул Зельцеров и еще, сверх того, приподнял плечи. — Чудак-рыбак! От тебя что требуется? — как за грудки взял своего друга. — Ты только начни! — подтолкнул его, чтобы самому остаться где-то с краю.
— Что?
— Пойди к Зубакину.
Наконец Ершилов все понял и вскипел:
— Не надо, Зельцеров. Он — точно специалист, лучше не сыскать. Прямо-таки виртуоз. При вакуумном котле что превыше всего? Графики и рекомендации? Нет же, известно: навыки, вот. Пока они у кого-то из вновь назначенных появятся, все промысловые показатели у нас упадут. Начнем переводить рыбу или на клей, или на пережженную труху. Тогда и взъестся на нас Зубакин: «Где вы, раз такую поэтому… Немедленно исправляйте положение!»
— Крут Зубакин? — обвел их взглядом Назар.
— Ему некогда воспитывать, — ухмыльнулся Зельцеров.
— Как только уйдем от Находки подальше, — сказал Назар в заключение, — так ничего не сыщется пить, никакого зелья. Заходов в порты не предвидится. Иначе, навязать нам, что машинист всегда будет, каким себя показал, никто не в силах… Ставим точку, — примиренчески полуобнял спорщиков. — Обсудили. Поскольку Малютин, чтоб ему, машинист, а не кто-нибудь, приставлен к механизмам, то он, — прижал Ершилова, — твой человек. Поскольку выдает продукцию, — подтянул к себе помощника по производству, — твой. А что вытекает? Идите к Зубакину вдвоем. Ходатайствуйте оставить… Требуйте. Причем толково. Доказательно. Я уже ходил.
— Видели, — рассмеялся Зельцеров не то с ехидцей, не то сочувственно.
Уверовав, что «союз в верхах», с Зельцеровым и старшим механиком Ершиловым, как надо предопределит дальнейшее развитие событий, Назар бодро прошелся по главной палубе и воспользовался трапом, восходящим к беседке добытчиков. К тому времени Плюхин уже закрыл столовую: начался пограничный досмотр.
Бравые парни с зелеными погонами, занимаясь своим делом, не старались показать, что у них чрезвычайные полномочия и права. Особо не рыскали. Тем более без насущной необходимости.
— Чего бы нам не присесть где-нибудь? — закрутился Венка.
Стульев и кресел не хватило, в том числе прихваченных снизу, из кают. Те, кто опоздал, коротали время как могли: уперев руки в бока, за что-нибудь чуть-чуть придерживаясь, стремясь удержать вроде бы вышедшую из подчинения голову.
Командир-пограничник, подтянутый, уверенный в себе старший лейтенант, как будто приготовился одарить всех, объявил: «Перекличка». Взял со стола из общей стопки паспортов самый верхний, выкликнул Селиверстова.
— Есть! — по-старому, как на военном флоте, откликнулся Игнатич. Точно так же бойко в разграфленном листе напротив его фамилии четвертый штурман поставил «птичку». Кто следующий?
Старший помощник Плюхин тоже не блеснул, ответил подобно безнадежно сухопутному:
— Здесь.
— Как в пехоте… — печально причмокнул пораженный боцман.
После того как отозвался последний, а им оказался Кузьма Никодимыч, старший сержант в сопровождении разбитного тралмейстера отправился з а ч и с т и т ь помещение на главной палубе, внизу, где лежали неспиртоемкие, на приморском жаргоне — малолитражки, кочегар и два электрика.
Прошло с четверть часа. Перед притомленными пограничниками, взмокшими от пота, с темными плечами, легли раскрытые паспорта с превеликими усилиями опознанных и оставленных с тяжелыми, почти непрерванными снами.