Ксения Васильевна поднапряглась, стараясь припомнить всех, от кого избавлялся Зубакин.
«Кто такой? — Приняла близко к сердцу худого парня в немыслимом, неизвестно где подцепленном одеянии. — Кем он записан, я не знаю. Соседа его — тоже, с босым черепом…»
Назар перенес тяжесть своего тела на носок левой ноги, уперся в палубу, и тем не менее его потащило к экипажу. «Как же у меня в одно время сложно и просто!»
На него шло одно видение, тотчас возникало новое… Снова предстал во всех подробностях плашкоут под бортом «Тафуина» — продолжался прием всего того, что не успело вовремя попасть в трюмы у пирса. В белом кругу уперлись лоб в лоб он, первый помощник, и Зубакин. А к чему это привело?
Точно так же оказался воссозданным перекур в каюте первого помощника после чая в кают-компании с рассчитанно-беспечным Зельцеровым и медленно соображающим, незлобивым Ершиловым.
«Обращусь-ка к членам партбюро. Им же поручал я. С чем, с чем, так сказать, пришел невод? Пусть скажут».
В ответ на вопрошающий взгляд Назара Ершилов потупился и пожевал губами, что означало: «Ничего мне не удалось добиться. Списание Малютина не отвратить».
— А вы растолкуйте ему сейчас! — распекающе сказал Назар.
Вроде бы внял Ершилов — сурово наморщил лоб. Нет? Он такой во всяком затруднительном для него положении?
Тогда Назар еще не осознал до конца собственную обреченность. Поманил Зельцерова, рассчитывая на него: перетолковал с Зубакиным, выручит. Уже просиял… Помощника по производству, видите ли, обложили со всех сторон проверяющие, только поэтому не сбегал к Зубакину — нечего его осуждать.
В бешенстве Назар забыл балансировать на ногах и чуть не упал.
«Что же это? — оцепенела Ксения Васильевна. — Из-за чего?»
«Не задеть бы кого! — поостерегся Назар и заметил, что все, кто толкался возле него, отдалились. — Совершенно верно, я тут один. Совсем, совсем один. Чужой».
Уходило дорогое время. Как больной, Назар повалился на Зубакина и спросил, ненавидя себя:
— Может, не надо мне расписываться? Ни к чему?
Серега по-своему истолковал маневр первого помощника: «Куда клонит, а?..»
— Как же это? — изумленно развернул плечи офицер. — Прошу! — подал шариковую ручку.
— Расписывайтесь, — как бы явил милость капитан. — Мне-то что?
— Если вы мне приказали!.. — вслух, для экипажа, рассудил Назар, поняв, как мог поддержать свой престиж. — Если требуется… — Взял ручку. — Где тут?
Все в битком набитой столовой, весь народ как по команде подался к первому помощнику.
Никто не полагал, что Назар поступит так — придаст капитанскому приказу законную силу: ни Нонна (она знала, какой он, больше всех), ни Венка. Ксения Васильевна, убежденная, что плетью обуха не перешибить, и та, вникнув во все, заколебалась: «Впрочем, чем черт не шутит?» А пройдоха и плут Зельцеров, прячась за задним рядом, сгибался в поясе и хихикал.
— Прямо по курсу подводный камень.
Кто-то сказал осторожно, что — да, верно. Зубакин чуть было не потребовал замолчать. Подозвал к себе Плюхина. Потом сразу двумя руками враз открутил у иллюминатора «барашки», поднял стекло в увесистой стальной оправе, и снаружи пахнуло звездной прохладой.
В мгновение раскачивание в столовой туда и обратно прекратилось, хотя накат нисколько не стал меньше, «Тафуин» погружал нос, накренивался. Все повскакали, заоборачивались, столкнулись с теми, кто пробирался к выходу, работая локтями, перемешались с ними, повалили гурьбой перекурить. Экипаж будто отстоял немыслимо трудную вахту.
— Куда вы!.. — вскрикнула сжатая со всех сторон Нонна. Поискала, где капитан.
— Все толстеешь! Тебе уже места среди нас мало! — Дима сдал назад, иначе бы она ни за что не продвинулась в сторону коридора.
— Чего?.. — ввязался Бавин, довольный тут же рожденной подковыркой: — Так нельзя, электронная твоя душа. Если женщине кто-то рад, то жалко, что ли? Пусть ее будет больше, — потряс полусогнутыми руками рядом с боками.
Утром Назар проснулся тяжелым, долго и бесцельно взирал в белый подволок, гладил бортик «гробика» — верх ясеневой доски, ограждающей нижний край койки.
Пяти полных пригоршней знобящей холодной забортной воды ему не хватило. «Я в чем-то глупо обманулся? Или только непрактичный? Факт, не взял под контроль Ершилова, не напомнил лишний раз Зельцерову, какая падет на него ответственность. А может, то и другое. Какой позор! На душе у меня — точно «заложил» лучших друзей».
Казня себя, Назар надел куртку из натуральной кожи с «молнией», стянул к виску вязаный берет… «А, обо мне судачили, наверно: «Не очень-то болела душа первого помощника за матроса. Пекся только о себе. Кабы да чтобы. Хочет спокойно жить».