На капитанский мостик («Слава тебе!.. Пустынный!») он поднимался по уже освоенному трапу, не пропуская ни одной ступеньки, — большой, замкнутый. За его спиной из-под новенького брезента выпирали уключины приобретенной капитаном деревянной лодки, а справа, по курсу следования, будто из ничего вырастала знакомая чудо-баркентина. Впереди нее, всей белой, усердствовал маленький, заглубленный чуть не по палубу черный буксир. А она вроде и не была к нему привязана, не замечала вообще ничего: ни на фут не отходила от береговых песчаных плит с обсохшей на них бурой травой. Как бы усвоила, что все вздор, ее отвергли те, для кого любое судно только материальный фонд, и так это не кончится, еще кое-кто спохватится, пошлет за ней вернуть обратно, чтобы мальчишечий клуб моряков в Находке не ютился в домоуправленческом подвале, — на берегу же плавать не учатся.
Ниже Назара, напротив рации, решительно заложил руки за спину Венка, так же, как его сосед, всегда открытый Игнатич. Зельцеров с Ершиловым находились там же и о чем-то переговаривались.
— Будто выкована из чистого серебра. В сияющем нимбе, — сказал о баркентине Плюхин, желая удружить Венке.
Игнатича потеснил Серега:
— Она подношение нам, не иначе.
Боцман присел поудобней возле кленового чурбана, подтянул к нему кое-где срощенный пеньковый трос, чтобы отрубить кусок на каполки. Повернул его: со всех ли сторон цел? Примерился — длина нормальная.
— За нее тоже никто не насмелился замолвить словечко, — загоревал Дима, молодой, в теле, а не совсем здоровый блондин.
— Думаешь? — удивился Ершилов. — А кому она понадобилась? Для чего?
— Тянут в бухту Врангеля, — сказал Зельцеров, как бы жаждая скорее с ней покончить. — Куда еще? Приткнут где-нибудь… — Взглянул, уловив, что кто-то остановился вблизи него.
«Никогда не простят мне моряки за Малютина. Ни за что. Как еще я держусь на плаву?» — подумал Назар.
— Да, правильно, — включился Игнатич в общий разговор. — Сгниет. Ум человеческий может быть такой, не совсем такой, с особинкой, а глупость — что, она всегда одинаковая.
Не успел боцман разобрать обрубок каната на каполки, как баркентина качнулась. Только не очень, одними кончиками мачт, что Венке очень приглянулось. Он посмотрел в лицо Сереге, заверяя, что жизнь, несмотря ни на что, изумительна, чего хмуриться.
«Я здесь ни к чему, — вот что увидел Назар в том, как пропустил его возле леера Бавин с сунутыми в карман руками. — Торчу. Совершенно чужой. Разве нет?»
До самых основ расшевеленный пограничным досмотром, он проследил, как «Тафуин» вошел в тень баркентины, не сломленной невзгодами, шедшей на смерть и гордо хранящей приличествующее условиям молчание.
Так подлинная парусная романтика перед своей скорой кончиной осенила упоенный движением траулер, весь его неоднородный, сборный экипаж, шедший испытать свое счастье, не ведая, удастся ли взять рыбы, сколько намечалось, или все пойдет прахом: труды, бдения по ночам, перемогания болтанки и неусыпной тоски по земле.
Боцман ни разу не взглянул на буксир. К чему?.. Следил за баркентиной. Если бы люди походили на корабли!.. Кто-то подал бы сигнал бедствия, все сбежались бы к нему отстоять от чьих-то наговоров или каких-то других напастей — мало ли их!
Не желая знать, во имя чего еще не так давно превозносили парусники, он, своеобразный реликт, верил, что они существовали так же естественно, как дыхание, привязанность к ним день за днем сближала всяких людей, у них быстро появилась общность в суждениях, никто не находился на отшибе, все составляли архипелаг очень нужных друг другу, не иссякала мужественная зовущая песня: «О радостях, что позади, товарищ, не грусти!..»
Второй штурман Лето боязливо высунулся из боковой двери ходовой рубки по грудь, выскочил, как босой на снег, и заплясал — отвык от взбадривающего дыхания антициклонов. Метнулся снова к двери, так как передумал брать пеленг. Вообще он хотя любил красоваться в форме, а не очень-то отличался от конторского служащего с ужасающей скукой в разговорах, с неизменной склонностью все раскладывать по полочкам, упрощать, приземлять и развенчивать, со всего срывать поэтический флер.
Сличи Назар, кто и как прочувствовал последнюю встречу с баркентиной, о расстановке сил на «Тафуине» он узнал бы гораздо больше. А ему было не до того. Нервничал. Как-никак приближался капитанский час — заочный форум.