Марьяна Куприянова
Горбовский
Роман о буднях вирусологов.
Начало работы над романом – 1 мая 2015 года
«И все времена – одно время, и все умершие не жили до тех пор, пока мы не дали им жизнь, вспомнив о них, и глаза их из сумрака взывают к нам».
Роберт Пенн Уоррен «Вся королевская рать»
Глава 1. Протест
«Одни считают, что просить бесполезно, а другие рассчитывают в ближайшее время взять без спроса».
Аркадий и Борис Стругацкие «Трудно быть богом».
– Абсурд! Я не позволю!
Стол громыхнул под ударом внушительного кулака. Подпрыгнув, звякнули высокие стаканы с выдохшейся минералкой. Люди, сидящие за столом, поспешили отвести глаза – мутные белки забегали по потным лицам, как солнечные зайчики. Повысивший голос мужчина поднялся и навис над столом, как утес над берегом моря. Во всей его фигуре ощущалась мощь и негодование.
– Лев Семенович, – начал директор, но продолжения не последовало.
Директор был недавно в своей должности, к тому же на десять лет моложе Льва Семеновича. Ему не хватало храбрости идти косой на камень. Особенно в такие моменты, когда кто-нибудь вдруг вскакивал и выражал свое яростное несогласие. Особенно если это делал такой человек, как Горбовский. Иногда директор боялся, как бы Лев Семенович его не пришиб. Это был самый непредсказуемый, самый вспыльчивый человек в коллективе, и перечить ему, когда он зол, считалось делом чреватым. Имели место прецеденты, когда впоследствии подвергалась разрушению посуда, мебель, а один раз даже человеческая кость.
– Я категорически против, – произнес Горбовский чуть спокойнее. – Вы это понимали изначально. Вы все.
– Но позвольте, – вкрадчиво начал заместитель, для уверенности схватив со стола ручку, но тоже сдулся и умолк, встретившись глазами с разгневанным коллегой.
– Категорически. Против, – повторил Горбовский сквозь стиснутые зубы и свирепым взором обвел присутствующих.
Директор вспомнил, что он здесь главный, и попытался перехватить инициативу.
– Присядьте, пожалуйста, – мягко попросил он. – Давайте, наконец, уважать друг друга.
– Идиот, который это придумал, уважения не заслуживает, – грубо отрезал Лев Семенович, сделав отрицательный жест рукой.
Пауза затянулась. Преподаватели и научные сотрудники растерянно переглянулись. Одна молодая женщина, округлив глаза, прикрыла рот расслабленной ладонью, как будто увидела покойника; еще одна принялась что-то неистово строчить в блокноте, нервно поправляя очки на носу. Горбовский Горбовским, но ведь есть такое понятие как субординация. Многие перепугались, что будет драка. Но все обошлось.
– Лев Семенович, не забывайтесь, – без тени обиды сказал директор, но щеки у него стали свекольные. – Если Вы не согласны, это можно обсудить спокойно, ведь…
– Обсуждать этот бред?! – взорвался Горбовский. – Ни в какие рамки не вмещается. Как Вы можете предлагать такое всерьез? Вы просто безмозглый…
Все присутствующие на совещании в той или иной мере знали, что собой представляет Горбовский, и вспыльчивость этого человека не являлась для них чем-то непривычным. Однако сейчас никто не понимал, а лишь смутно догадывался, чем она вызвана. Директору же приходилось прилагать особые усилия, чтобы не вспылить самому. Он имел свою стратегию общения с гневливыми людьми. Стратегия заключалась в том, чтобы не поддаваться эмоциям, а использовать исключительно «ratio», потому что эмоций в такой беседе и без него хватает. Разум должен подавить чувства, реагировать на провокации нельзя.
– Почему Вам так не нравится, что студенты будут проходить летнюю практику? – деловым тоном осведомился заместитель.
Горбовский страшно глянул на него.
«Меня окружают непроходимые тупицы», – подумал он и провел руками по лицу, чтобы снять оковы напряжения. Ему захотелось немедленно уйти отсюда и с головой погрузиться в работу, несмотря на сильную усталость, которая пришла параллельно. Его плечи чуть опустились, лицо расслабилось.
– Вы действительно не понимаете таких элементарных вещей или притворяетесь? – спросил он.
– Присядьте же и объясните нам, почему Вы против, – примиряющим голосом попросил директор.
Он как-то уловил незначительное эмоциональное изменение в настроении Горбовского и понял, что его пыл начал сходить на убыль. Нужно было ковать железо, пока горячо.
Без особого желания Горбовский сел, заранее зная, что в этом обществе долго не высидит. Он положил локти на стол, ловя на себе взволнованные взгляды коллег. «Бесполезно, – решил он про себя, – не поймут. Безнадежные глупцы. Неужели я один здесь адекватен?»