– А на кой ляд вам, мой кузен, понадобилось имущество Неверов, вам, который выручает миллионы ливров в час?
Гонзаго, недолго помолчав, спокойно ответил:
– Разве я пекусь о себе? Разве не на мне лежит забота о вашем будущем, о будущем всех, кто здесь сейчас присутствует?
Лица находившихся в кабинете, осветились неподдельной признательностью.
Навай: – Вам известно, принц, мое к вам отношение. Вы можете на меня рассчитывать всегда!
Жирон: – И на меня!
– И на меня!
– И на меня!
– И на меня тоже, черт возьми! – после других заявил Шаверни. – Я хотел бы только знать…
Но Гонзаго не дал ему договорить.
– Ты не в меру любознателен, кузен, – когда-нибудь тебя это погубит. Все, кто со мной, запомни это, должны следовать за мной без оглядки, – неважно, по каким тропам проляжет путь, прямым или окольным.
– Но в таком случае…
– Таково мое условие. Каждый волен выбирать: идти или не идти. Но кто не пошел, тот теряет со мной связь, – он мне больше не нужен. Тот же, кто со мной должен смотреть моими глазами, слышать моими ушами, думать моими мозгами. За все отвечаю я. Понятно, маркиз? Иные друзья мне не нужны.
– Мы не хотим ничего, кроме того, чтобы наш сиятельный родственник верил нам и вел за собой.
– Сиятельный кузен, – сказал Шаверни. – Но будет ли мне дозволено с надлежащим смирением вас спросить, что должен я делать?
– Пока помолчать, а на совете отдать голос в мою пользу.
– Не знаю, не оскорблю ли я своим голосом трогательную преданность наших друзей. Право же, сам я ценю свой голос не больше, чем звон пустого бокала, но…
– Никаких «но»! – опять прервал его Гонзаго.
– Никаких «но», – заорали все.
– Сплотим ряды вокруг монсиньора! – провозгласил Ориоль.
– Наш монсиньор никогда не обходит своей милостью тех, кто ему верно служит.
Присовокупил Таранн финансист шпаги. Намек был грубоват, но, по крайней мере, понятен. На мгновение возникала тишина. Каждый на всякий случай напустил на себя мину холодного безразличия, чтобы не показаться сообщником Таранна. Шаверни с торжествующей улыбкой посмотрел на кузена. Тот в ответ погрозил ему пальцем, словно урезонивая непослушного ребенка. Похоже, Гонзаго уже не сердился на маркиза.
– Я особо ценю преданность Таранна, – заметил принц с грустинкой. – Таранн, друг мой, отныне вы владелец фирмы в Эперне.
– О – о, принц…! – подобострастно прошептал финансист.
– Не надо благодарить, – прервал его Гонзаго. – Прошу вас, Монтобер, откройте окно. Мне что-то душно.
Все бросились к окну. Гонзаго побледнел: на лбу выступил пот. Он смочил свой носовой платок в стакане, протянутом Шаверни, и отер лицо. В это мгновение юный маркиз оказался возле принца первым.
– Ничего, – сказал принц, – уже все прошло. Это просто усталость. Прошлую ночь я не спал, так как мне довелось дежурить у кровати его величества в ожидании его утреннего пробуждения.
– Зачем же так себя истязать, кузен? – недоумевал Шаверни. – На кой ляд сдался вам король? Что для вас король? Что для вас сам Господь Бог?
Последний упрек был явно не по адресу. Если Гонзаго порой случалось проводить бессонные ночи, то отнюдь не в молитвах, уж за это можно поручиться.
Принц с чувством пожал руку маркиза, – его вопрос видимо пришелся ему по душе.
– Ты несправедлив! – с укором произнес Гонзаго. – Разве я хлопочу для себя?
Наперсники принца застыли в подобострастном восторге, готовые упасть перед своим кумиром на колени. Шаверни молчал.
– Ах, господа, до чего же очаровательный ребенок наш юный король. Он всех вас знает по именам и при нашей встрече всякий раз расспрашивает о ваших делах. В королевской спальне кроме его величества было четверо: его высочество регент со своей матерью мадам Палатин, гувернер короля Флери и я. Когда юный Луи поднял свои прекрасные, как лепестки розы, веки, всем нам почудилось, что взошла аврора.
– Аврора с розовыми пальчиками …? – не унимался неисправимый Шаверни. Остальные бросали на маркиза уничтожающие взгляды. Была бы воля, они побили бы его камнями.
– Юный король, – продолжал Гонзаго, – протянул руку к его высочеству регенту; потом, заметив меня, сказал: «Доброе утро, принц, вчера я вас видел во дворце в окружении друзей. Будет хорошо, если вы отдадите ко мне на службу мсьё де Жирона. Он блистательный дворянин».
Жирон с признательностью прижал ладонь к груди. Остальные напряженно застыли, покусывая губы.
– «Мне также нравится мсьё де Носе. – Гонзаго продолжал цитировать слова его величества. – А этот мсьё де Сальдань, ей – богу, лучший воин, из всех, что я знаю».