Глава 10
Обедали опять супом. Как он деду не надоест, суп этот?
Соскучившийся, видно, по разговорам, дедушка Лёня расспросил Оленьку обо всём: о маме, о папе, о брате. Как познакомилась Оленька с Катей, нравится ли ей учиться и встречалась ли она с кем. Всё ему было интересно.
После обеда мыла Оленька посуду. И откуда столько её взялось? Дед принёс чайник и налил в рукомойник горячей воды, велел поставить тазик с посудой в широкую раковину. Она располагалась над деревянным шкафчиком с дверцей.
– Намылишь и смывай. Уж больно удобно с умывальником-то с энтим.
Удобства Оленька не заметила. Посуда, сколько её ни намыливай, оставалась жирной. Воду пришлось греть и доливать четыре раза. Ей стало вдруг жарко, внизу живота потянуло, и она почувствовала, что вот-вот начнутся у неё те самые женские дни, к которым никак не могла она привыкнуть. В городе каждый вечер был душ. А здесь с того самого первого дня баню больше не топили. Ей неприятен был резкий, женский, ставший чужим запах собственного тела. Светлые тонкие волосы спутались, одежда пропахла супом. И посуда, до чего же жирной была посуда!
Как бабушка Настя её отмывает, почему у неё всё получается, а у Оленьки нет? Чем она-то хуже? Что же ей теперь с этой скользкой посудой делать?
Не будет она ничего больше перемывать! Что очень жирно, обольёт кипятком. А тарелки вытрет насухо полотенцем. Возьмёт своё, чтоб никто ничего не заметил. Мама дала ей с собой два полотенца, и бабушка Настя дала. Оленька мамины не использовала.
Она сходила в комнатку и достала одно из них из чемодана, небольшое, с рыбками. Жалко. Ничего, положит потом в пакетик, а мама дома выстирает.
Было около четырёх часов дня, начинало темнеть. Свет в доме потускнел. Оленька вернулась на кухню. Наступила на что-то мокрое.
Пол был залит водой. Она натекла под стол, где у бабушки Насти стояли чугунки, и под стул с баком для воды и под маленькую скамеечку и даже через щёлку в полу, в подпол. Ручеёк брал своё начало из шкафчика под умывальником. Оленька на носочках пробралась к нему, открыла дверцу. Внизу стояло полное ведро воды.
В комнате шумел электрический чайник, монотонно вещало радио.
Если поспешить, до деда не дотечёт.
Оленька кинула на пол полотенце, сбегала ещё за одним, большим, махровым, кинула и его. Взяла ковшик, черпнула в него из ведра, поставила под стол, взялась за ведро. Тяжёлое.
Проскользнуть незаметно не удалось.
– Ты куда эт собралась?
– Так я, дедушка, ведро вынести.
– Ну иди-иди. Куртку накинь. Надо ж, работящая какая!
Она вышла на крыльцо.
Только не спешить, только ничего не пролить.
Мела метель. Подбиралась откуда-то сбоку, холодила и сбивала с ног.
Забора не было видно. И скамейка и столик, что стояли совсем близко к дому, затерялись в пурге. Оленька протянула руку, и пальцы её исчезли. «Как в тумане», – подумалось ей. Она чуть не поскользнулась, крепче сжала ручку ведра, отошла немного от дома, разгребла ямку в высокой сугробной стене, вылила в неё воду, и, не опуская ведра, ёжась от холода, обняла себя руками.
Ей показалось вдруг, что кто-то стоит рядом.
Она не видела его. Но знала, что он где-то здесь. Этот кто-то тоже вглядывался в снежную пелену. Он искал Оленьку.
– Кто здесь? – спросила она и сама испугалась своего голоса.
Сквозь вьюжный монотонный гул послышался ей тоненький, звенящий, словно колокольчики, голосок:
«О-лень-ка-о-лень-ка-о-лень-ка».
Нет. Нет. Это всё только чудится ей.
Скорее в дом, к деду.
Вьюга закружилась, завихрилась, подталкивала её то с одной, то с другой стороны.
Ледяные тонкие иглы впивались в щёки, в нос, норовили забраться в глаза. Оленька прикрывала их красной, показавшейся ей распухшей рукой.
Дома не было.
Только сплошная вьюжная пелена снизу, с боков, сверху обволакивала Оленьку белоснежным саваном. Запеленает её, поднимет ветром на воздух, закружит как на карусели и бросит в глубокий сугроб.
Заметёт её снегом. И никто не отыщет её до весны.
– О-лень-ка-о-лень-ка-о-лень-ка.
Она остановилась.
Нет, ты не дашь мне себя запутать! Здесь никого нет, это просто вьюга. Это воздух переносит снег с места на место. Только и всего.
Просто надо идти в другую сторону.
Она повернулась, ветер толкнул её сзади. Она пошла гонимая им.
Дома всё не было, и Оленьке снова подумалось, что попала она в другую реальность. Зато теперь, когда выберется она из этой снежной кутерьмы, будет ждать её в избе Катя.
Только где же дом?
Ей стало трудно дышать.
Она больше не могла блуждать здесь.