На европейском континенте происходили радикальные изменения. Эпицентры политических, экономических, религиозных, общественных процессов смещались, создавались условия для восхождения одних государств, в то время как другие утрачивали лидерство. Новые государственные образования воздействовали на прежнее соотношение военно-политических интересов и влияний.
В основе же, как и во все времена, была борьба за лидерство. Однако природа этого соперничества изменилась. Нарастало национальное самосознание европейских народов. Нации, связанные общностью истории, языка и культуры, некогда разделенные по прихоти узурпировавших власть династий, стремились к объединению, к созданию единого национального очага. Такие тенденции проявлялись в Италии, в германских княжествах, в Австро-Венгерской и Османской империях. Подобное происходило и в Российской империи — на Кавказе, в Царстве Польском, Великом княжестве Финляндском… Система политических ориентиров постоянно перемещалась: Лондон — Вена — Париж — Петербург — Берлин — Константинополь — Рим — Турин — Штутгарт… Главными игроками на политическом поле Европы были Англия, Австрия, Россия, Пруссия и Франция. Время от времени в этот процесс вовлекались и другие, менее значительные государственные образования.
Европа, едва оправившаяся после революционных бурь 1848–1852 годов, осмысливая уроки недавнего прошлого, осваивала пути к новому миропорядку. Противостояние интересов, разность политических устремлений, религиозное и имущественное отчуждение народов, как и прежде, предопределяли тонус жизни государственных образований. Однако все острее у европейских народов проявлялись единые для всех тенденции: рост самосознания, укоренение гуманистических идей и взглядов на развитие общества. В Европе и Америке по-разному, но все настойчивее звучали мысли о человеческом равенстве, социальной справедливости, обеспечении первейших прав граждан, верховенстве законов, наконец, о приоритете национальных интересов над всеми остальными. Права и достоинства человека начинали восприниматься как высшая ценность. Искания философов, творчество писателей и публицистов смыкались с реформаторскими устремлениями наиболее активной части граждан. В разных странах удалось достичь, хотя и по-разному, ограничения сословных и религиозных привилегий, охраны основных прав и свобод, отмены жестких форм управления. Происходило это на фоне борьбы с радикализмом, распространением утопических учений о всесветном равенстве людей, проповедей о непримиримости классовых противоречий, необходимости свержения правительств, уничтожения государства и частной собственности. Их последователей отличало горячее стремление проложить единственно правильную, «светлую» дорогу в завтра. Нетерпение, перерастающее в нетерпимость, становилось питательной средой для неповиновения и даже терроризма. Подавление силой не ослабляло привлекательности идей и лозунгов, которые в середине века вдохновили на революционные выступления народные массы Франции, а затем и других стран Центральной Европы. Идеи, позвавшие народы на баррикады, оказались реальной силой, способствующей самоорганизации масс. Не замечать этого, не принимать во внимание их влияние на общество, разделенное сословными рамками и имущественным цензом, как выяснилось, было глубокой ошибкой. Потребность в общественных переменах, которые если и не избавляли, то по меньшей мере ослабляли бы непредсказуемое, дестабилизирующее влияние революционно-социалистических идей на сложившийся миропорядок, становилась все более очевидной. В сущности, и сам порядок нуждался в том, чтобы обрести иные черты и формы и послужить интересам большинства.
На плечи глав государств и политиков ложилась нелегкая обязанность контролировать события и принимать ответственные решения.
В этой предстоящей общеевропейской работе великие державы все более становились конкурентами, хотя и прежде с опаской наблюдали друг за другом. Целесообразность однажды выработанных решений стала подвергаться сомнению. То, что было незыблемым вчера, сегодня неожиданно оказывалось под вопросом. От лидеров требовались политическое чутье, обладание информацией, умение излагать мысли и то, что называется провидческим даром. Поскольку вынашивались тайные замыслы и планы одних против других, возникали и распадались коалиции, надо было научиться разгадывать намерения возможных противников, а также союзников и друзей. Произносимые монархами и политиками заверения в преданности и верности нельзя было принимать в расчет. Правящей элите становилось ясно: затраты на добывание тайных планов и выяснения умонастроений не идут ни в какое сравнение с ущербом, который может понести застигнутое врасплох государство. Для достижения этих целей создавались специальные секретные структуры и фонды. Найти способы обретения преданных друзей, склонить колеблющихся на свою сторону «любовью, деньгами или силою» (Бисмарк) становилось целью весьма изощренной политики.