– Я вижу, ответа у вас нет. – На его лице снова появилась улыбка. – Хотя слово «туше», на мой взгляд, было бы вполне подходящим.
– Насколько я понимаю, моя профессия и то, являетесь ли вы джентльменом или нет, – две совершенно разные вещи.
– Я с вами не согласен. То, что вы стали адвокатом, почти равнозначно тому, что вы перестали быть леди – по крайней мере, в глазах общества. Так что вопрос о том, являетесь ли вы леди, очень схож с вопросом, являюсь ли я джентльменом. – Глаза его сверкнули. – Вот уж никогда бы не предположил, что у нас с вами так много общего.
В ответ на его изощренную логику Элис только презрительно фыркнула. Следовало ли ей воспринимать его слова как обиду или нет?
– Не беспокойтесь понапрасну, мисс Кендалл. Все равно я никогда не питал пристрастия к настоящим леди.
– Я… я не…
От досады – и от страха – Элис буквально лишилась дара речи. Неужели именно так думал о ней весь Бостон – что она больше не была леди?
Сердце в груди болезненно защемило. Ей вдруг захотелось бежать прочь из этого места на свежий воздух, где можно было бы перевести дух. Однако страхи, которые она так долго держала в себе, уже невозможно было подавить. Неужели воспитание, которое ей дали, привело к тому, что она уже не может считаться настоящей леди и ей не найти себе супруга? Неужели так важно научиться кокетничать с мужчинами и вышивать крестиком, чтобы обзавестись ребенком? Не стоило ли ей пожертвовать своей природной склонностью к юриспруденции, чтобы иметь семью? Ведь другие женщины ее возраста воспринимали все это как должное.
Элис вспомнила, как в течение многих месяцев и она сама, и все окружающие были уверены в том, что рано или поздно Кларк сделает ей предложение, однако этого не случилось. Ей снова пришла на ум длинная череда оправданий, почему им следует подождать со свадьбой, и тут ей вдруг стало не по себе. Неужели ей не суждено держать на руках собственного ребенка? Неужели ей придется провести оставшуюся часть жизни в обществе двух старых холостяков и брата с семьей после того, как он женится? Неужели она навсегда останется всего лишь незамужней тетушкой?
– Мне очень жаль.
Эта простая фраза нарушила круговорот ее мыслей, и она подняла глаза на Лукаса. Тот и впрямь выглядел огорченным. Его голубые глаза проникали в самую глубь ее существа, и она почувствовала, что ее сердце как-то странно сжалось.
– Вы настоящая леди, – произнес он почти шепотом, выделяя каждое слово. – Я и не имел в виду ничего иного. Но, кроме того, вы умны и жизнерадостны, красивы и образованны. Совершенно не похожи на любую другую женщину, которую я знал до сих пор.
Его слова пролились на ее сердце подобно бальзаму.
– И вы выглядите сегодня просто обворожительно, – добавил он мягко.
Ее удивление смешалось с новым приступом смущения при мысли о платье.
– Я похожа на взрослую женщину в одежде школьницы.
– Нет, вы похожи на красивую молодую леди.
– Я не красива и не молода.
– По чьим меркам?
– По любым.
– Только не по моим. Я никогда не считал женщину моложе двадцати четырех лет интересной. Осмелюсь предположить, что вы только что начали представлять для меня интерес.
Он произнес это таким тоном, что Элис невольно рассмеялась.
– Вы пытаетесь доказать мне, что действительно не лишены обаяния?
Танцевальный зал был переполнен. Она была вынуждена теснее прижаться к его широкой груди, ощущая жар его тела, от которого исходил свежий и чистый запах нагретой на солнце травы. Он опустил на нее глаза, обрамленные темными ресницами, похожими на два полумесяца:
– А вы находите меня обаятельным, мисс Кендалл?
От этих слов ее дыхание невольно участилось. Полные искреннего чувства, они были подобны интимной ласке, хотя она едва знала его – да и не хотела знать.
Элис усилием воли заставила себя сосредоточиться на бриллианте, украшавшем его рубашку. Со всех сторон звучали пение скрипок и низкий тоскливый звук виолончели.
– Нет, мистер Хоторн, я вовсе не нахожу вас обаятельным. Скорее назойливым. – Она едва смогла выдавить из себя последнюю фразу.
Глаза его сверкнули весельем, когда он еще крепче прижал ее к своей мощной груди.
– Да, это видно сразу.
– Зачем вам понадобилось искать меня здесь? – проворчала Элис. – Еще сегодня утром вы заявили, что не хотите меня больше видеть.
– Верно, – признался он. – Откровенно говоря, я здесь только для того, чтобы извиниться перед вами за сегодняшнюю вспышку в конторе.
– Вспышку?
– Я имею в виду, когда я вас уволил.
– Ах, вот как вы это называете? В любом случае вы были правы. Мои манеры оставляют желать лучшего – как, впрочем, и ваши. – Элис почувствовала, как на щеках ее выступил жаркий румянец, однако заставила себя продолжать: – Адвокату и его клиенту вовсе ни к чему…
– Целоваться?
– Да, целоваться. Это было вопиющим нарушением профессиональной этики. Мне не следовало допускать подобных вещей, но… я не знаю, почему это все же случилось. Нам не стоит дальше работать вместе. Я уверена, что ваш брат без труда найдет вам другого адвоката.
– Мне не нужен другой адвокат.
Она запрокинула назад голову:
– Что вы сказали?
– Я хочу, чтобы меня представляли в суде именно вы, и никто больше.
Сердце ее затрепетало, ладони вспотели. Элис инстинктивно отступила назад, однако толпа гостей и железная хватка его затянутой в перчатку руки не позволили ей сделать больше ни шагу. Ее пальцы крепче вцепились в его плечо, чтобы сохранить равновесие.
– Почему?
Одним плавным движением он развернул ее так, что на какой-то почти неуловимый миг его крепкое бедро оказалось между ее ног.
– Потому что мне нужны вы.
Его последние слова в теплом воздухе комнаты приняли почти осязаемую форму. Их разделяло всего несколько дюймов, голос, похожий на приглушенное урчание, был полон соблазна. Их взгляды встретились, и плохо скрываемая страсть, которую она видела в его глазах, слегка вскружила ей голову.
– Мне нужны ваши познания в юриспруденции, ваши ораторские способности и ваша честность, которая так ясно отражается в вашем взоре.
Одни голые факты. Действительность. Ничего чувственного. Элис, к своей досаде, испытала нечто вроде приступа разочарования.
– С вами все в порядке? – спросил он.
Лицо его выражало неподдельную тревогу, и он крепче прижал ее к себе как бы для того, чтобы поддержать – словно его действительно заботило ее состояние. У Элис даже промелькнула мысль, что в объятиях этого человека она может позволить себе несколько блаженных мгновений слабости.
– Из этого ничего не выйдет, – едва выговорила она.
– Почему? – Он внимательнее присмотрелся к ней, без видимого труда кружа вместе с ней по залу. – Вы чего-то боитесь?
Элис изумленно заморгала.
– Мне нечего бояться, мистер Хоторн.
– Вас беспокоит, что вы можете не выдержать и поцеловать меня снова?
– Я вас не целовала! Это вы меня поцеловали. И вы можете держать пари на любую сумму, что больше этого не повторится.
Он улыбнулся ей с видом крайней самоуверенности.
– Вот видите, вопрос решился сам собой. Отныне никаких поцелуев. Следовательно, нам нет причин избегать друг друга.
Его добродушное подтрунивание выводило ее из себя.
– Это не предмет для шуток, мистер Хоторн.
После этих слов он вдруг остановился на середине танца.
– Да, я знаю. И хотя мне неприятно это признавать, я знаю, что мне не обойтись без вас, Элис.
Нескрываемая горечь его тихих слов поразила ее. Впервые она обнаружила в этом сильном человеке признаки уязвимости. Внезапно ее охватило непреодолимое желание привлечь его к себе, сжать в объятиях, успокоить, положить ладонь ему на сердце…
Однако затянувшаяся пауза неожиданно прервалась, когда Элис почувствовала, как кто-то завладел ее рукой.
Резко обернувшись, она оказалась лицом к лицу с Кларком. Они находились в самом конце танцевального зала, и помощник ее отца уставился на нее с нескрываемым укором. Затем Кларк медленно перевел взгляд на Лукаса. Его карие глаза от гнева превратились в узкие щелочки.