Когда в зал вошел судья и все встали, сердце Элис забилось от беспокойства, но вместе с тем и от волнения. Все было готово к началу процесса. Она имела при себе свои заметки, текст вступительной речи, определила линию защиты, составила список свидетелей, которые должны были дать показания о характере подсудимого. И, что самое главное, Лукаса окружала его семья, пользовавшаяся огромным уважением в обществе. Элис не представляла, что может ей помешать.
Судья Реймонд Парке ударил молотком ровно в девять часов утра. У этого человека были темные волосы и проницательные карие глаза, устремленные на публику. После нескольких предварительных замечаний он объявил о начале слушаний и предоставил слово обвинителю.
Кларк с важным видом поднялся с места, откашлялся и выступил вперед, обращаясь к суду. Его вступительная речь была произнесена с жаром и убежденностью. Он надел строгий темный костюм, однако на его груди поверх жилета свисала золотая цепочка от часов. Всякий раз, когда приоткрывался под пиджаком жилет, свет падал на золото, привлекая внимание присяжных, и даже сам судья один раз посмотрел в ту сторону. Элис невольно улыбнулась, видя в этой ничтожной ошибке со стороны Кларка хороший знак. Правда, речь шла всего лишь о карманных часах, однако она намеревалась обратить любую мелочь себе на пользу. Пока все шло своим чередом.
Кларк изложил причины, по которым Содружество считало Лукаса Хоторна виновным. Судя по тону его слов, присяжные должны были счесть дело уже решенным, однако Элис знала и другое и потому потирала руки от нетерпения. Как бы ей ни хотелось привлечь Брэдфорда Хоторна к суду, она все больше и больше утверждалась в мысли, что ей удастся спасти Лукаса от тюрьмы, не прибегая к крайним мерам.
Хоторны сидели неподвижно, устремив на Кларка суровые, неумолимые взгляды прищуренных глаз. Эммелин даже поднесла к глазам носовой платок, словно ей невыносимо было выслушивать столь чудовищную ложь о своем дорогом мальчике, и Элис понимала, что она не притворялась. Вместе с тем она знала и то, что дело обстояло не так плохо, как ей казалось, – по крайней мере до тех пор, пока Кларк не сделал паузу, посмотрев каждому из присяжных в лицо. Он уже не ослеплял их блеском своей дорогой цепочки, и впервые в его голосе проступила нотка искренности:
– Лукас Хоторн виновен, господа. Разумеется, защита попытается доказать обратное, поэтому прошу вас не забывать об одном. – Он жестом руки указал в ту сторону, где сидели представители защиты, и среди них Эммелин, Грейсон, Мэтью и их жены. – Несмотря на то, что все семейство явилось сюда, чтобы поддержать своего родственника, отсутствие одного очень важного лица бросается в глаза.
Сердце замерло в груди Элис, и она увидела, как пальцы Лукаса крепче сжали перо, которым он пользовался для заметок.
– Где Брэдфорд Хоторн, уважаемые господа? Родной отец подсудимого не явился в суд, чтобы выразить ему свою безоговорочную поддержку. Я не хочу делать из этого далеко идущих выводов, но, думаю, вы все поняли намек.
И, само собой разумеется, они его поняли.
– Но, возразите вы, – продолжал Кларк, – возможно, этот человек болен или какая-нибудь другая случайность помешала ему прийти. И, должен признать, мысль вполне здравая. Я никогда не стал бы строить обвинение на столь шатком основании – ни сейчас, ни впредь. Однако в данном случае я должен обратить ваше внимание на тот факт, что мисс Кендалл внесла в свой список свидетелей всех взрослых членов семейства Хоторн – всех, кроме отца подзащитного. Это, господа присяжные, говорит о многом.
Элис чуть было не застонала от досады. Если бы она находилась в зале одна, то непременно бы выругалась.
Когда судья предоставил слово Элис, та сделала короткую паузу – как раз достаточную для того, чтобы привлечь внимание присяжных, ожидавших начала ее выступления. Она неоднократно замечала, как ее отец делал то же самое, и когда она поднялась с места, взоры всех двенадцати членов жюри были прикованы к ней. Она кивнула присяжным, прежде чем перейти к вступительной речи. Она уже прикинула у себя дома перед зеркалом, что скажет в суде, и ей очень хотелось сделать то же самое в присутствии отца. Однако ее желанию не суждено было осуществиться – ни в случае с этим делом, ни, судя по всему, со всеми последующими.
Сердце Элис колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. В руке она держала перо – для большей солидности и еще потому, что ей нужно было за что-то держаться. Однако сегодня ее ладони были такими влажными, что перо едва не выскользнуло у нее из пальцев.
– Господа присяжные, я должна поздравить представителя обвинения со столь блестящим началом. – Она слегка поклонилась Кларку, он натянуто улыбнулся в ответ. На лице ее отца, который сидел в первом ряду, скрестив руки на груди, появилось подозрительное выражение. – Начало и впрямь блестящее, поскольку даже актеры любимого всеми бостонцами театра, с его позолоченными ложами и обитыми бархатом креслами, не могли бы сыграть вымышленный сюжет более убедительно.
Она могла поклясться, что кто-то из публики на галерке хихикнул, и у нее немного отлегло от сердца.
– Но я никогда не была поклонницей вымышленных сюжетов. Я предпочитаю иметь дело с твердо установленными фактами. А эти факты сводятся к следующему. – Она снова сделала паузу, стиснув руки у талии. – Единственное свидетельство против моего клиента, которое может представить Кларк Киттридж, – это весьма сомнительное показание женщины, уверяющей, будто она находилась в ночь убийства в переулке, а также метка в форме соловья, обнаруженная на теле жертвы, которую мистер Хоторн якобы поставил при помощи своего перстня. Я собираюсь доказать суду, что названная свидетельница не заслуживает доверия, а перстень уже давно не принадлежит моему подзащитному.
Ей непременно нужно было добавить что-нибудь касающееся отсутствия Брэдфорда Хоторна – хотя что тут можно было сказать? Вдруг ее осенило! Брэдфорд не раз хвастался своим умением избегать назойливых репортеров.
– И еще, – продолжала она, прислонившись к краю стола. – Об отце Лукаса Хоторна. Мистер Киттридж, выступая перед судом, постарался создать у присяжных впечатление, будто отец отказывается принимать сторону сына. Это очередной вымысел, господа. Эффектно? Да. Но так ли это на самом деле? Нет и еще раз нет. Правда заключается в том, что Брэдфорд Хоторн – пожилой человек.
Эммелин изумленно ахнула, но, к счастью, никто, кроме Элис, не обратил на это внимания.
– Человек, – добавила она поспешно, – которого уже много месяцев никто не видел за пределами его собственного дома, и я уверена, что многие из присутствующих здесь журналистов охотно это подтвердят.
«Благодарение Богу за маленькое одолжение».
Из задних рядов, где толпились репортеры, послышался приглушенный шум, выражавший согласие с ее словами. Она заметила, что присяжные тоже закивали, уступив ей в этом утверждении, скрытый смысл которого был очевиден: Брэдфорд Хоторн не обладал достаточным здоровьем, чтобы свидетельствовать в суде. Плохо ли, хорошо ли, но отец научил ее, как правильно вести свою игру.
Обернувшись к Лукасу, Элис подошла к нему и остановилась рядом, как бы выражая ему тем самым свою поддержку. Затем она обратилась к жюри, состоявшему из двенадцати мужчин, которые должны были решить его судьбу:
– Лукас Хоторн никого не убивал, господа. Единственное его преступление заключается в том, что он избрал образ жизни, который представители обвинения считают недостойным, и потому его подвергают судебному преследованию. Именно это я и собираюсь доказать. И тогда вы сами сможете принять решение. Чему вы верите больше – фактам или вымыслу? Благодарю вас.
Она вернулась на свое место, с удовлетворением заметив одобрительный взгляд Лукаса Хоторна.
После первого обмена речами дневное заседание тянулось медленно и однообразно, если не считать короткого перерыва на ленч. Обвинение приглашало одного свидетеля за другим, подвергая самому тщательному разбору каждый дюйм переулка, где произошло убийство, не говоря уже о всех малейших подробностях преступления. Элис показалось, что почти все люди, находившиеся в ту ночь в пределах полумили от места, где было найдено тело, предстали перед жюри присяжных, и она решила не подвергать никого из свидетелей перекрестному допросу. Ей было незачем играть на руку обвинению, вникая в суть их показаний. К концу дневного заседания очередь дошла до Тони Грин.