Но только я прошу Таньку быть сдержанней, как она взрывается требовательным криком:
- Воробышек, немедленно отвечай, где ты! Слышишь, Женька, не молчи! Еще семи утра нет, где это ты торчишь?!
- Я, э-э, у одного знакомого, Тань, - закусываю губу и кошусь на Люкова, не зная, что сказать. Он отлично слышит разговор, продолжает неторопливо жевать, но в уголке его рта появляется кривая ухмылка.
- Где? - вопит Танька. - У какого еще знакомого? Не ври, Женька, я тебя знаю! Нет у тебя здесь никаких знакомых! Немедленно признавайся, где ты и что случилось? А то я сейчас к тебе домой позвоню, мне это все не нравится!
- Успокойся, Крюкова, - почти сержусь я. С Таньки ума станется переполошить мать и братьев. - Я у Люкова Ильи переночевала. Сейчас позавтракаю и скоро буду.
- У кого?! - глухо переспрашивает Танька.
- У Люкова, помнишь, я говорила - с четвертого курса. О-он мне с учебой помогал, - закрываю глаза и краснею как маков цвет. Господи, до чего глупая ситуация!
Танька на миг затихает, мне даже кажется, что девушка бросила трубку, но вдруг ее голос с новой силой врывается из динамика в тишину кухни:
- С какой еще учебой? Ты что, подруга, меня за простофилю держишь? Так я тебе и поверила! Воробышек, ну ты даешь! Признавайся, у тебя с ним что, было?! Было, да? - выкрикивает громко и почему-то радостно. - Очуметь! А я тебе, Женька, что говорила?! Совмести приятное с полезным! Хороший секс еще никому не вредил! Ну, и как наш бэдэсэмэшный красавчег? Не подкачал? А...
Но я уже не слушаю Таньку, а попросту отключаю телефон. Я знаю, мне не удастся спрятаться от ее вопросов, и вечером она, скорее всего, замучает меня выпытыванием подробностей, но сейчас, под вопросительным взглядом Люкова, я чувствую себя ужасно.
- Поставь чашку на стол, Воробышек. Если хочешь, возьми другую.
- А? - я поднимаю глаза на Илью, так и не отхлебнув чай. - Что?
- Ты положила в чай сметану и вряд ли сделала это специально. Не советую пить такую дрянь.
- Правда? - я кошусь в чашку, где плавают белые хлопья, и поспешно отставляю ее от себя. - Послушай, Люков, - говорю, рассматривая под своими пальцами тонкий перламутровый фаянс. - Ты же понимаешь, что все это ерунда?
- Ты о чем, Воробышек? - сухо спрашивает Илья. Он давно допил свой чай и опустошил тарелку, и теперь, откинувшись на спинку стула, с любопытством смотрит на меня.
- Ну, - тушуюсь я под его карим взглядом, заправляю за алеющее ухо непослушные прядки волос, - ты ведь все слышал.
Парень поднимает бровь.
- Слышал. И что?
А я продолжаю.
- Как-то по-глупому вышло. Я не хотела.
- Не в первый раз, Воробышек, - замечает Илья. - В твои двадцать тебе уже пора научиться, если не врать, то недоговаривать. Никто тебя за язык не тянул.
Не тянул, здесь он прав. Сама Таньке созналась, а теперь вот жди бури в стакане. Только вот искусству дипломатии мне учиться уже поздно.
- Девятнадцать, - говорю я и вздыхаю. Снимаю со стола посуду и отношу в мойку. Мою тарелки и чашки, расставляю по местам, после чего поворачиваюсь к Люкову и со словами: "Спасибо за завтрак, Илья, мне пора", - решительно направляюсь в прихожую.
Люков появляется в прихожей через минуту, когда я уже одета, а дорожная сумка висит на плече. Повязывает бандану, надевает часы, накидывает куртку. Молча отбирает у меня сумку, обдав запахом дорогого мужского парфюма. Вручает в руки свернутый свитком чертеж и открывает дверь.
- Доброе утро, Семеновна, - здоровается с соседкой, не глядя на высунутый в дверную щель морщинистый нос. - Как спалось? - хмуро интересуется. - Надеюсь, плохо. Мне сегодня подружка попалась на редкость заводная, всю ночь спуску не давала. Вот, еле выпроводил, - кивает на меня, застывшую статуей на площадке. Неожиданно обнимает за плечи, подталкивая к лифту. - Давай шевелись, Воробышек! Все равно на большее меня не хватит.
- Шалава! - летит сзади недовольный фырк. - Как есть, простигосподи! А ты - кобель! И куда только общественность смотрит!
- Что? И эта тоже? - неподдельно изумляется Люков, оглядывая меня с интересом. - А с виду вполне приличная девушка.
Когда мы уже садимся в машину, выруливаем со двора на широкую набережную и вливаемся в поток машин, он говорит, поймав в зеркале заднего вида мой искоса брошенный на него взгляд:
- Забей на разговор, Воробышек. На свете есть вещи куда важнее секса с бэдэсэмэшным красавчегом. Универ, например.
***
- Твою мать... - Бампер перестает следить за дорогой и таращит на меня глаза, как только я озвучиваю цифру за предстоящий бой. - Илюха, - присвистывает, дергает нервно кулаком под веснушчатым носом, - это ж до фига бабла! До фига! Черт! - бьет ладонями по рулю и, спохватившись, выравнивает виляющий зад модной тачки. - А риск такой, что лучше удавиться. Ну, ты и придурок, Люк! Смертник, б**дь!